Площадь павших борцов
Шрифт:
Над столом Чуянова - плакат: "Все для фронта, все для победы!" Кирпичные заводы Сталинграда уже выдавали взрывчатку - динамон марки "О". Чуянов вспомнил, что в вагонном депо задержали сдачу бронепоезда фронту: не хватало спирта, нужного для обработки металла. На звонок в депо дежурная ответила, что инженера Головченко теперь у них нет:
– Под статью подвели. Наверное, давно ходанул.
– Головченко?
– оторопел Чуянов.
– Под статью? За что?
– Не знаем. Дело тут темное, а мы люди маленькие...
Воронин
– Провели облавы по вокзалам и пристаням, в очередях. Взяли всех, кто без документов. Спекулянтов, дезертиров, хапуг, жуликов, паникеров. В донских станицах каждую ночь ловят диверсантов. Посылаю туда истребительный батальон.
– Стоп! Сначала доложи - что там с Головченко?
– Отцепил, гад, цистерну со спиртом и угнал к себе в депо.
– Спирт-то он пил?
– Нет. Все трезвые.
– Живой?
– Не знаю.
– Приостановить действие приговора...
– Постой! Он же ведь сам во всем сознался.
– К вам только попади, так сразу сознаешься, что это я велосипед изобрел... А я знаю Головченко, это честнейший человек, трудяга. Не спорю, что увел спирт. Просто он напоролся на нашу бюрократию. Дело в депо стояло, а под боком торчала на путях и эта цистерна со спиртом. Вот и пошел на преступление. Но ради дела общей победы... Головченко я не отдам! Буду жаловаться.
– Семеныч, да кому жаловаться-то?
– Лично товарищу Сталину. Если ты, начальник областного НКВД, однажды отыскал целый эшелон с пушками, то почему бы другому эшелону не потерять одну цистерну со спиртом? Понял? Или не дошло?
Воронин, уходя, оставил ему вражескую листовку: "Сталинградские дамочки, готовьте свои ямочки", - так и было написано.
– Во, заразы!
– ругался Чуянов.
– Хоть бы постыдились. И где они поэтов находят... однако все в рифму.
Чуянов, весь в запарке, уже издерганный, позвонил в Воронеж секретарю тамошнего обкома партии Тищенко:
– Владимир Осипыч, как там справляешься?
– А., никак!
– донеслось из Воронежа.
– У меня в городе уже двадцать два госпиталя. Эвакуированные, с детишками. С мешками. Голодные. На вокзалах - стон стоит. По улицам гонят колхозные стада. Коровы их не успеваем выдаивать. Элеваторы забиты зерном. Молоть уже некогда. Зерно самовозгорается. А тушить- вода. Значит, зерно сгниет. В холодильниках всего навалом. Начиная со шпика и кончая банками с камчатскими крабами. Вывозить? Так нет транспорта. И если есть транспорт, так нет бензина. Лимит, братец, лимит! Мне кричат из Москвы: "Вывози, такой-сякой-немазаный..." А - как?
Чуянов выслушал коллегу, посочувствовал, ответил:
– Только не гони беженцев ко мне - Сталинград не резиновый. Со скотом тоже не знаю как быть... Бомбят?
– Не очень. Уже привыкли.
– Ну, жди! Ты ближе. Западнее... Пока!
Только отговорил с Воронежем, звонок из Астрахани:
– Семеныч, это я - Голышев... Нас тут бомбами разнесли к чертям собачьим. В городе пожары. Деревяшки горят. Два часа без передыху
Никак было не дозвониться в местный штаб ПВО, пришлось связаться с генералом Герасименко, начальником военного округа:
– Василий Филиппович, слышал ли? Астрахань уже разбомбили. Я на днях летел оттуда, так с высоты видел нефтяные ямы - они сверху, как зеркала. Понимаю. Одеялом не закроешь. Но ты подумай сам: нужны ли над нефтехранилищами аэростаты? Что? Отпугивать врага? А, может, наоборот, они привлекают? Эти "колбасы" и у нас в Сталинграде точно показывают немцам, где мы храним все свое горючее... Ладно. Ты зайди ко мне.
А потом думал: "Ну, ладно - нефть. А как замаскировать от летчиков огненное зарево мартеновских печей? Ведь ночные бомбардировщики видят их пламя за многие мили и летят, как мухи на патоку... Чем тут закроешься?" Из Вешенской сообщили, что немецкая авиация недаром кружила над станицей: вчера бомба разорвалась как раз во дворе дома Шолохова:
– Мать писателя погибла. Михаил Александрович страшно переживает. Семью он потерял. Наверное, после похорон выедет к вам. Вы уж как-нибудь его... Ладно?
Вскоре Чуянова навестил командующий округом Герасименко:
– Жарко, Семеныч. А я к тебе... по важному делу
– Садись. Я тоже замотан. Ну, что у тебя?
– Понимаешь, - начал Герасименко, прищелкнув пальцами для полноты впечатлений, - у нас в гарнизоне полно девах разных. По мобилизации. Ну, и добровольно. При зенитных батареях служат.
– Ну, как же! Знаю. Уважаю.
– Уважения мало, - сказал командующий.
– Их еще и одеть надо. У них там все по вещевому аттестату: гимнастерки, шапки, ватники... Все есть, сам понимаешь, но для девок этого мало.
– Так чего же им еще не хватает?
– А куда прикажешь титьки девать?
– Какие титьки?
– совсем обалдел Чуянов.
– Самые обыкновенные. И нуждаются наши зенитные батареи как раз в том, что в вещевом аттестате солдату не предусмотрено.
– А что там?
– Нужны бюстгалтеры, а в наших магазинах, я уже пошукал, одни барометры для измерения атмосферного давления да еще вот такие громадные щипцы для завивки волос - и все!
– Слушай, дорогой, где я тебе бюстгалтеров наберу?
– Твое дело. Хоть тресни, а достань, - заявил Василий Филиппович.
– Это еще не все: девка - организм сложный, на солдата мало похожий. Как хочешь, а каждый месяц ей по куску ваты давай... опять же в вещевом аттестате не предусмотрено, чтобы солдата ежемесячно ватой снабжали.
– Ну, ладно, - сказал Чуянов.
– Пошурую. Может, найду... Ах, Боже мой, какие мы, Филиппыч, все убогие да бедные. И ни хрена у нас нету. Чего ни коснись - все проблема...
Герасименко ушел. На пороге кабинета возник солдат штрафного батальона, бывший инженер вагонного депо П. А. Головченко: