Площадь Согласия. Книга 1
Шрифт:
— …Тетя Аня, — закончив далеко за полночь свою историю, с надеждой обратилась она к родственнице, — вы мне поможете с абортом? Не дай Бог, мама узнает…
Похожая на мать женщина, только чуть постарше, думала над ответом недолго.
— Я тебе помогу, родная… Я тебе помогу сохранить и вырастить этого ребенка, потому что от зачатых в любви детей нельзя избавляться. Это большой грех. А ты любишь своего Алексея.
— Нет, тетя Аня! Нет! Он ведь меня предал!
— Предал, — согласилась Анна Степановна. — Но, поверь мне, аборт только все усугубит. Да и детей у тебя больше может не быть, а жить без детей — такая мука, уж я-то знаю… Но есть другой вариант: ты можешь перенести свою любовь на маленькое существо,
Выплакавшись, найдя сочувствие и понимание, Тамара сразу уснула. Видно, никаких сил у нее уже не оставалось. А наутро, раскрыв глаза от едва слышного хлопка двери в прихожей, поняла: никакого аборта не будет. Тетя Аня права, и теперь она будет любить того маленького человечка, который зародился от ее самой большой любви.
И хотя в течение дня решение то крепло, то слабело, а настроение менялось от самого боевого до нерешительного, к возвращению с работы тети Ани она была готова к серьезному разговору: как сохранить беременность, чтобы никто о ней не узнал, где и как продолжить учебу и, самое главное, как сделать так, чтобы мама ни о чем не догадалась. Первое, что посоветовала сделать Анна Степановна, — позвонить домой и разведать обстановку: вдруг ей что-то сообщили из института. К тому же среда была обязательным днем, когда Тамара связывалась с родителями.
Разговор прошел спокойно — мама ничего не знала. Она даже не заподозрила, что дочь звонит ей из Минска. Но когда в конце разговора упомянула, что час назад звонил какой-то мужчина и спрашивал Тамару, та занервничала, запаниковала и тем самым едва не испортила все дело. Благо сидевшая рядом тетя Аня крепко сжала ее руку.
Тетя была готова на все, лишь бы укрепить Тамарино решение оставить ребенка, — взяла на работе отгулы и посвятила племяннице оставшиеся до отъезда дни. Вдвоем они много гуляли, посещали музеи, разговаривали о жизни, строили совместные планы… Обсуждали и то, с чем Тамаре придется столкнуться по возвращении в институт. Как успокаивала Анна Степановна, все это можно пережить — вопрос времени. Она даже беспрекословно согласилась с желанием племянницы перевестись на заочное обучение в Москву и сменить при этом специальность! И это при том, что можно было запросто перевестись в минский политех!
В конце концов Тамара успокоилась, взяла себя в руки и даже стала улыбаться: анестезия в виде поставленной перед ней цели требовала полноценной отдачи. Больше всего ее беспокоила мама: в том, что она не поддержит ее решения, можно было не сомневаться, и единственное, что оставалось, — это подольше скрывать от нее беременность…
9
— …Я давно мучилась вопросом — кому бы довериться. — Тамара вдруг решительно раскрыла портмоне и достала из специального кармашка две фотографии. — Сама знаешь, в какое время живем… В случае чего тебе они оба поверят, — вздохнула она. — Держи, три недели назад фотографировались.
Инна нетерпеливо взяла снимки и в следующую секунду, приложив ладошку к губам, изумленно охнула:
— Не может быть!
— Похож, правда? — наблюдая за ее реакцией, усмехнулась Тамара. — Моего ничего нет, даже не всматривайся. Как только увидела его в роддоме, сразу поняла, что судьба подарила мне маленькую копию моей любви. Как же иногда дурно становилось от такого сходства! Когда в Штаты за ним прилетела, в первый момент чуть в обморок не упала, настолько сходство за год проявилось: вытянулся сантиметров на пятнадцать, голос, волосы, улыбка… Вернулись, определила его в лицей, а он первого сентября объявляет: записался в волейбольную
Повлажневшими глазами Инна продолжала рассматривать фотографии, на одной из которых в полный рост были изображены мать и сын Крапивины, а на другой, крупным планом, — молодой человек с такой знакомой улыбкой.
— Ты представляешь, как он был бы счастлив узнать, что у него такой сын? — спросила она, не отрывая взгляда от снимков.
— А зачем ему об этом знать?
— Ну как же! Всего достиг, а сына так и не вырастил.
— Это мой сын, — выпустив дым, неожиданно жестко заявила Тамара. — И я ни с кем не собираюсь его делить. А сейчас ты дашь мне слово, что о своем отцовстве он узнает лишь в том случае, если со мной что-то случится.
— А если не дам? — перевела на нее Инна неуверенный взгляд. — Тома, одумайся…
— Дашь, — спокойно ответила она. — Иначе я снова исчезну из твоей жизни, но теперь уже навсегда.
Инночка снова посмотрела на фотографии: в том, что это не пустые слова, она не сомневалась. Если уж Тамара что-то обещала…
— Хорошо… Даю слово, что буду молчать ровно столько, сколько будет нужно… А Сережа что-нибудь знает о настоящем отце?
— Настоящем? — удивилась Тамара.
— Ну возможно, он, как и я, считал отцом Юру, — пояснила Инна.
— Нет, что ты! Он всегда знал, что Юра — не его отец.
— И никогда не спрашивал, где же настоящий?
— Раньше спрашивал, а когда повзрослел, я раз и навсегда дала ему понять, что это запретная тема… Он мой, понимаешь? Только мой! Моя боль, моя радость, моя любовь, вся моя жизнь. Вот так… Думаешь, так просто было решиться на это в девятнадцать лет? Вот ты несколько раз за эти дни повторила, что я стала другой: холодной, жесткой, расчетливой…
— Я не имела в виду…
— Не важно, — перебила Тамара. — В моем окружении хватает людей, которые думают обо мне точно так же. Только если бы я не стала такой, я бы не выжила, не устояла, понимаешь? — Взгляд ее был полон боли. — Если бы я тогда не оградила душу каменной стеной, я просто сошла бы с ума… До конца дней буду вспоминать тетю Аню и благодарить ее за то, что она удержала меня от неверного шага… И за то, что не дала в послеродовой горячке подписать отказ на ребенка.
— Да как можно?!
— В нашем мире все можно, — усмехнулась Тамара. — С помощью главврача роддома мама успела подыскать Сережке семью усыновителей… А ты мне твердишь: «площадь Согласия, площадь Согласия»… Да какое после этого может быть согласие!.. Пока я жива, Сережка — только мой сын. Слишком дорого я заплатила за свое материнство. — Она медленно покрутила в руках пустой бокал. — Но лишь недавно поняла, что это был мой самый правильный шаг в жизни, — поставила она бокал на место.
Словно из-под земли рядом вырос официант с подносом, на котором стояло серебряное ведерко с торчащим горлышком винной бутылки.
— Мой сын — мой стержень: выдерни его — и я рухну, — не обращая на него внимания, добавила Тамара…
…Из Минска она вернулась в воскресенье поздно вечером. Около двенадцати, никем не замеченная, она поднялась на свой этаж, прошла по коридору и открыла дверь в комнату.
— Куда ты пропала? — вскочила на кровати Леночка.
— Отдыхала у родственников, — не стала вдаваться в подробности Тамара.
— Отдыхала она! Да тут такое происходит!
— И что же тут такое происходит? — спрятала она плащ в шкаф.