Плоть и кровь
Шрифт:
Капрал усмехнулся.
— Похоже на то.
Лейла узнала в нем курильщика. В ее голосе звучало торжество, когда она произнесла:
— Может, теперь ты переменишь мнение о женщинах-солдатах?
— Может быть, — охотно согласился он.
— А что дальше? — спросила Соад.
— Не знаю. Наверное, нужно доложить начальству, — Лейла повернулась к капралу. — Давай сюда радиостанцию.
Он протянул ей аппарат.
— Можно совет?
— Как хочешь.
— Мы ваши пленники, не так ли?
Лейла кивнула.
— Тогда почему бы сначала не изнасиловать нас? Мы не станем жаловаться.
Женщины захихикали. Лейла разозлилась. Мужчины-арабы—худшая разновидность свиней и шовинистов! Она надавила на кнопку вызова. Но прежде, чем ей ответили, появились Хамид с Джамилей — прогулочным шагом, словно провели вечер, прохаживаясь в парке.
— Где вы были, черт побери? — заорала Лейла.
— Следовали за вами.
— А почему не пришли на помощь?
Сириец пожал плечами.
— Чего ради? Вы прекрасно справились.
Девушка с любопытством посмотрела на Джамилю, у пухлой палестинки было умиротворенное выражение лица — ясно, почему. Лейла вновь повернулась к Хамиду.
— Как вы прошли через колючую проволоку?
— Очень просто. Выкопали неглубокую траншею и ввинтились в нее, как парень в девку. Вот и прошли.
Несколько секунд Лейла сохраняла строгое выражение липа, а потом расхохоталась. У сирийского наемника странное чувство юмора, и все-таки он очень забавный. Она протянула ему радиостанцию.
— Попроси, чтобы за нами прислали грузовик. Так хочется скорее принять горячую ванну!
Над той частью бараков, где находились душевые кабинки, поднимался густой пар. Плеск воды перекрывался женскими голосами. Каждая кабинка была рассчитана на четверых женщин. А так как кабин было всего две, то у душевых всегда выстраивались очереди. Лейла предпочитала переждать, пока закончат мыться другие, чтобы не нужно было спешить освободить место для следующей девушки. Она стояла, прислонившись к притолоке, и курила, прислушиваясь к болтовне подруг.
С тех пор, как она приехала в лагерь, прошло три месяца. Дни проходили в нескончаемых тренировках. Если У Лейлы и был лишний жирок, он уже давно сошел на нет. Она сильно похудела, мышцы на животе и на боках приобрели упругость, груди стали похожими на два яблока. Блестящие иссиня-черные волосы, коротко подстриженные по приезде, теперь отросли и спадали на плечи.
Каждое утро перед завтраком они занимались строевой подготовкой и физическими упражнениями. После завтрака следовал ручной труд и изучение оружия — как с ним обращаться и как за ним ухаживать. Они также изучали устройство гранат и пластиковых бомб, технику изготовления бомб в виде шариковых ручек и употребление устройствс часовым механизмом. После обеда девушки тренировались в ведении рукопашного боя. После этого проводилась политучеба. Огромное значение придавалось идеологической обработке — каждая из девушек должна была чувствовать себя миссионером нового порядка в арабском мире.
Политзанятия сменялись уроками военной тактики, внедрения в тыл противника, организации саботажа и диверсий.
Весь минувший месяц они тренировались в поле. Все, чему их научили, опробовалось действием. Постепенно Лейла ожесточилась и все меньше думала о себе как о женщине. Поставленная перед ними цель завладела всем ее существом, сделалась смыслом жизни.
На память пришли мать и сестра. Они остались в Бейруте, жили в старом доме — сестра с ее мелкими домашними неурядицами и мать, навсегда затаившая в сердце обиду на жизнь и близких за то, что ее существование оказалось лишенным смысла. Лейла на миг прикрыла глаза, припомнив тот день на юге Франции, перед отъездом в лагерь. Она живо представила себе отца и сводных братьев, катающихся на водных лыжах в заливе перед «Карлтоном». Отец совсем не изменился с тех пор — девять лет назад, — когда она видела его в последний раз. Он был все так же высок и красив, полон сил и энергии. Если бы только он постарался понять, если бы знал, как много он может сделать для освобождения арабов от американского и израильского империализма! Если бы хоть ненадолго задумался о нужде и гнете, который приходилось терпеть его братьям, он не остался бы в стороне, не допустил, чтобы все это продолжалось. Но к чему иллюзии? Все он, конечно, знал, должен был знать! Ему просто не было до этого дела. В миг появления на свет ему уже было даровано богатство, и основной задачей его жизни стало приумножить его. Бейдр ценил роскошь и власть, принимал как должное то, что любые его прихоти немедленно исполнялись. И что самое странное, не он один. Шейхи, принцы и короли, банкиры и просто богатые люди, арабы или не арабы, все они были на один манер: думали только о себе. Если их усилия и приносили пользу, то по чистой случайности, помимо их воли. До сих пор в каждом арабском государстве тысячи крестьян существовали награни вымирания, в то время как их правители разъезжали в роскошных кадиллаках с кондиционерами, летали персональными самолетами, владели дворцами и виллами во всех частях света и при этом пускались в высокопарные рассуждения о свободе своих соотечественников.
Рано или поздно с этим будет покончено. Сегодняшняя борьба ведется не только против иноземных захватчиков — это лишь первый этап. Вторым и гораздо более трудным шагом будет война против внутренних эксплуататоров, таких, как ее отец, — людей, которые владеют всем и не желают делиться.
Наконец освободилась душевая кабинка. Лейла перебросила через загородку пушистое махровое полотенце и ступила под водяные струи. Напряжение тотчас отпустило ее мышцы. Она начала медленно намыливаться, пальцы скользили по коже, принося почти чувственное удовлетворение.
В этом она пошла в отца. Перед мысленным взором Лейлы вновь возникла рослая, стройная фигура Бейдра на водных лыжах—с выпирающими мускулами рук, вцепившихся в бечеву. Все его существо получало видимое наслаждение от умело выполненной работы по поддержанию равновесия.
Девушка тщательно намылила черные завитки на лобке, так что они сплошь покрылись белой пеной. Выпятив бедра, она дала струям воды хорошенько отхлестать все ее тугое тело. Лейла ощутила тепло и легкое покалывание. Она принялась машинально поглаживать себя, и эти прикосновения, вместе со зрительными картинами ее отца на водных лыжах, вызвали оргазм. Это ее ошеломило. Лейла была застигнута врасплох; шок сменился гневом, а затем перешел в отвращение. Ее тошнило от одних только мыслей о сексе.
Девушка резко повернула ручку горячего крана, выпрямилась, чтобы всем телом встретить ледяную струю, и стояла так до посинения. Потом завернулась в полотенце и вышла из душа.
Это же просто сумасшествие. С ней никогда не происходило ничего подобного. Мама, правда, всегда говорила, что это у нее в крови, унаследованное от отца, который жил, руководствуясь потребностями своего молодого, жадного тела. Такой не способен удовлетвориться одной порядочной женщиной. Дурная кровь — предупреждала мама.
Лейла насухо вытерлась и, по-прежнему закутанная в полотенце, поспешила в барак.
Соад, чья койка была рядом, уже почти оделась.
— Что ты делаешь сегодня вечером?
Лейла потянулась за платьем.
— Ничего. Собиралась почитать в постели.
Соад принялась красить губы.
— У меня свидание с Абдуллой и одним из его приятелей. Почему бы тебе не присоединиться к нам?
— Не хочется.
— Да ну, брось. Это пойдет тебе на пользу.