Плоть
Шрифт:
— Хотите что-нибудь попробовать?
— Конечно хочу! — Биби вспорхнула со стула, как Венера-переросток. — Можно?
— Конечно, — не слишком охотно откликнулся я, в конце концов, это был мой обед. Правда, я всегда мог вернуться в кафетерий и взять еще, и, кроме того, было что-то невероятно привлекательное в том, чтобы кормить Биби, — чувство, что совершаешь весьма приятное преступление.
Она откусила добрые куски от всех трех порций и погладила себя по исполинскому животу.
— О, как вкусно-то. — Она сознательно не смотрела в сторону Макса.
— Ну ладно, ладно, — примирительно произнес Макс спустя мгновение. Он встал и похлопал себя по заднему карману в поисках кошелька. — Обед на двоих?
— Ну конечно же, Макси, спасибо. Это будет просто здорово. — Она похлопала ресницами. Этот мимический жест одни мужчины находят соблазнительным, другие — отталкивающим. В обоих случаях прием срабатывает.
Макс церемонно поклонился и зашагал в кафетерий.
Тем временем брат Джим выгрузился из фургончика и стал устраиваться.
Впрочем, больших приготовлений ему не требовалось. У него не было ни микрофона, ни кафедры. Выглядел он так же, как в прошлом году и в позапрошлом, — сутулый, но со свежим лицом, готовый вынести все на службе Господа.
Выйдя на середину площади, он принял подобающую позу и громко провозгласил:
— Граждане!
На ступенях уже расположилась группа студентов, но теперь подоспели и другие — некоторые бегом. Брат Джим здесь! Время слушать глас!
Биби слегка встревожилась и принялась озираться.
— Что это? Митинг?
— Да, что-то вроде.
Я коротко объяснил ей, кто такой брат Джим, и рассказал о его притягательной силе.
Она решительно встала со стула.
— Пойдемте туда, я хочу послушать.
— А как же Макс?
Она небрежно отмахнулась:
— Ничего, он нас найдет.
Первые несколько рядов слушателей уже оформились, и нам пришлось обойти их, чтобы найти свободные места. Я заметил Трейвиса, нашего работающего студента, который толком и не работал, и не учился. Был здесь и Рой Бейтсон; это было просто невероятно — Рой на проповеди о воздержании! Углом глаза увидел я и Элейн с Натаниэлем, мрачно державшихся за руки. На этот раз синяк цвел на правом предплечье Элейн — как будто кто-то по неосторожности слишком сильно сдавил ей руку. Натаниэль был, похоже, с похмелья — во всяком случае, выглядел он слегка помятым. Биби и я поздоровались, но у этой пары, кажется, не было никакого желания поддерживать разговор.
Мы как раз нашли свободное место, когда брат Джим наддал обороты.
— А теперь внимайте мне! Студенты, беда ваша заключается в том, что вы ступили на стезю греха! — Глаза брата Джима распахнулись так широко, словно в них упало синее южное небо.
— Кого вы называете грешниками? — Высокий баскетболист, у которого были явные нелады с гипофизом, небрежно развалившись, сидел на ступенях, поигрывая мячом.
— Все мы грешники, брат мой, — покаянным тихим голосом произнес брат Джим. Голос, накаляясь скорбным плачем, стремительно окреп. — Но многим из нас еще предстоит раскаяться.
— Эй, почему бы тебе не упаковать свои манатки и не убраться подобру-поздорову?
Джим раскинул руки и склонил голову, пародируя распятие. Он даже вывалил язык, став окончательно похожим на покойника. Это вызвало смех аудитории. Брат Джим снова заговорил:
— Напасть, о которой я буду говорить сегодня, обозначается словом, начинающимся на букву «с».
— ССССС…
— Правильно, о сексе! О влечении, превращающем мужчин в животных, о вожделении, превращающем женщин в жалких шлюх!
Раздались восторженные крики и свист, хотя слышались и неодобрительные возгласы. Один студент начал, извиваясь, кататься по земле, очевидно изображая змею. Он ползал по траве до тех пор, пока на него кто-то не наступил.
На этом месте проповеди появился Макс с двумя порциями жареной курятины. Ее начали подавать, когда мы с Грегом уже ушли. Порции были здоровенными, как и куски орехового торта.
— Что здесь происходит? Волшебное представление?
— Да, что-то в этом духе. — Я вкратце пересказал Максу то, что уже говорил Биби, но в более язвительных тонах. Макс, как я знал, не был отягощен верой.
Макс кивнул и принялся за курятину, ухватив грудку. Биби была поглощена проповедью, погрузившись в нее всем своим большим телом, и к еде не притронулась. Когда Макс дружески приобнял ее, она стряхнула его руку.
Брат Джим в это время расхаживал по площади.
— Совершили его Адам и Ева! Они были свободны от боли, свободны от смерти! И что погубило их?
— СССЕКС!!!
— Да, первородный грех! Именно из-за него мы рождаемся в мир полный боли и страданий — все потому, что кто-то однажды не смог воздержаться! — Брат Джим скрестил руки, словно рефери на ринге, фиксирующий нарушение правил.
— На самом деле первородный грех — это совсем другое, — недовольно буркнул Макс. Биби его не слушала, поэтому он заговорил громче: — Первородный грех явился после обретения знания — почитайте вашу чертову Библию.
Кто знает, быть может, он обращался ко мне? Краем глаза я видел Вилли Таккера, из задних рядов внимающего посланию свыше. Надеялся ли он на волшебное исцеление? Но думаю, что даже брат Джим не взялся бы за такое исцеление. Где-то вдалеке, за толпой я заметил человека, который плавно, как на коньках, перемещался за спинами слушателей. Это был Фред Пиггот на велосипеде. Солнце отражалось от защитных очков в стальной оправе.
Теперь брат Джим разошелся вовсю. Он рокотал и ревел, точно выбирая время для рефренов толпы. Люди откидывались назад и наклонялись вперед вместе с Джимом и выкрикивали «аминь!». Тело Биби, опершейся на низкий каменный парапет, качалось, как большая лодка. Подкравшись сзади, Макс буднично вытер руки бумажной салфеткой и обхватил Биби за пояс. Она не обратила на него никакого внимания. Святой дух пребывал с нею.
— Это же чистой воды насилие! — Брат Джим снова принял позу рефери, и многие студенты последовали его примеру. — Тело — это храм!