Плотский грех

Маккалоу Колин

В Джесс кипела гигантская смесь эмоций. Ей хотелось кричать, петь, трубить о своей победе, но бесстрастное лицо Уолтера ее останавливало. Все эти действия только смутят Уолтера, ведь он и понятия не имеет, что именно сейчас сказал.

– Значит, настало время поменять наши методы, – заключила она спокойно. – Мы с тобой должны выработать систему, которая позволит проводящим путям открываться естественно. Они делают это и сейчас, но гораздо быстрее, чем мы ожидали. Мы не хотим замедлять их, Уолтер, а хотим научить тебя справляться с паническим страхом.

Вошел Ари Мелос; Джесс не позаботилась закрыть дверь.

– Понедельничный послеобеденный сеанс? – спросил он.

– Да, – ответила она, стараясь говорить небрежно. – Нам требуется немного уединения,

Ари. Закрой дверь, пожалуйста, я забыла это сделать.

Оказавшись снаружи, в коридоре, доктор Аристид Мелос посмотрел на дверь Уолтера, ее сложный замок и некоторое время стоял, нахмурившись. Атмосфера внутри была наэлектризована. Джесс осуществляла очередной прорыв, но он не узнает, в чем тот состоит, пока не прочитает об этом в ее следующей работе, посвященной Уолтеру. Скрытная сука!

Вторник, 12 августа 1969 года

Когда Делия вошла в свой кабинет, она обнаружила в кресле Кармайна Дельмонико. Ноги его были уперты в письменный стол, а на полу возле него крепко спала самая уродливая собака в Холломане, штат Коннектикут. Шеф был в своей рабочей одежде: изящной белой хлопчатобумажной рубашке, расстегнутой у шеи и с закатанными рукавами, серовато-коричневых брюках из хлопчатобумажного твида и грубых замшевых ботинках-дезертах [31] .

31

Замшевые ботинки до лодыжки на резиновой подошве, имеют две, реже три пары отверстий для шнурков.

Глаза Кармайна поблескивали в ответ на выражение громадной радости, бурно отразившейся на лице Делии. Она обрушилась на него и запечатлела на каждой щеке смачный, сдобренный помадой поцелуй, а он ловко усадил ее в ее кресло, а сам пересел в свободное, игнорируя истерику, в которой залился пес при виде Делии.

– Когда ты приехал? – спросила она, похлопывая собаку.

– Вчерашним ночным рейсом, но я поспал в самолете – Майрон посадил меня в первый класс.

– Это немаловажно. Почему ты здесь?

– Я больше не нужен в Калифорнии, Дилз. Мне достало одного дня, чтобы увидеть, как права была София в отношении Дездемоны: та погрузилась в эту жизнь, как умирающий от жажды погружается в мираж, который оказывается реальным. София оказалась права также насчет детей, считающих, что попали в рай для карапузов. Мне понадобилось два дня, чтобы увидеть, что Майрон и София вдвоем могли бы навести мир во всем мире, если бы только мир был достаточно разумен, чтобы их уполномочить. Дездемоне абсолютно нечего делать, кроме как развлекаться тем способом, какой только придет ей в голову, а дети в центре целой толпы помощников, затейников и прочих, как они там называются. Майрон нашел огромную нишу для меня в качестве мальчика на побегушках на студии, и я наслаждался, выполняя чужие поручения. – Он пожал своими огромными плечами. – Потом у Майрона возникли какие-то неприятности – какие-то киношные дела, не спрашивай меня, что именно. Он был вынужден вылететь в Лондон и не мог взять меня с собой. На седьмой день я понял, что бесконтрольный Кармайн является помехой для жены, нуждающейся в нескольких неделях в Сибарисе [32] или каком-то другом месте, исполненном гедонизма [33] , и не в состоянии состязаться за внимание своих сыновей с клоуном Бозо, ковбоем Баком, индейцем Тонто, пиратом капитаном Киддом и Флэшем Гордоном с Марса [34] . Так что я полетел домой.

32

Сибарис, или Сибарида – известный в древности греческий город в Лукании, основанный ахейцами и трезенцами около 720 г. до н. э. Считается, что богатство приучило жителей Сибариса к изнеженному

образу жизни, так что слово «сибарит» вошло в пословицу и стало нарицательным обозначением человека, живущего в роскоши.

33

Гедонизм (от греч. «наслаждение», «удовольствие») – этическое учение, согласно которому удовольствие является высшим благом и целью жизни.

34

Флэш Гордон – вымышленный персонаж одноименного научно-фантастического комикса.

Делия упивалась дорогим ее сердцу лицом.

– Ты благоразумный человек.

– Животные тосковали, и я посчитал, что меня ждет радушный прием – Уинстон сбросил целый фунт после недели пребывания в кошачьей гостинице, бедняга, а Фрэнки превратился в зомби, – сказал Кармайн, водя ступнями по брюху пса Фрэнки, который при этом стонал от удовольствия. – Как насчет ленча в «Мальволио»?

– Конечно.

– Фрэнки, оставайся на хозяйстве, – велел Кармайн, выходя вместе с Делией из комнаты. – Ты сможешь ввести меня в курс дела, как только мы найдем укромный столик.

Без всяких возражений Делия подробно изложила события августа, закончив своим визитом в ХИ и странной реакцией на Уолтера Дженкинса.

– Да, тот парень. – Кармайн, хмурясь, прихлебнул кофе. – Ты о нем, конечно, не слышала, тогда как я знаю его настолько хорошо, насколько можно знать человека, не будучи лично с ним знакомым. Я был в комиссии, которая согласилась передать его Психушке. Его приговорили к пожизненному заключению в другом штате, и тогда он представлял очень редкий случай: мания не прекращалась ни на секунду. Доктор Джесс Уэйнфлит только что скомплектовала Холломанский институт и хотела заполучить Уолтера именно в том виде, в каком он был. Вся база средств психиатрической лечебницы и Холломанского института плюс обильные гранты были вложены в пациента Уолтера. Я думаю, никто не предполагал, что из Уолтера в качестве подопытной морской свинки что-нибудь выйдет: он убил в общей сложности девять своих сотоварищей, также приговоренных к пожизненному сроку, а сверх того еще трех охранников. Ужасные преступления! Тем не менее доктор Уэйнфлит сделала из него нечто вроде человеческого существа.

– Уолтер – любимчик ХИ, – сообщила Делия, – но признаюсь, я не увлеклась им. Я описала его в виде робота, что крайне расстроило Джесс. Она балансировала на грани обиды.

– По мнению сведущих людей, ХИ и Джесс Уэйнфлит занимаются полезным делом. Чистейших маньяков, таких как Дженкинс, единицы. Научные работы Уэйнфлит, касающиеся его, осторожны, она никогда не выдвигает гипотез. Некоторые мои друзья-психиатры убеждены, что она медлит по двум причинам: во-первых, она еще не добыла всего золота из этого прииска по имени Дженкинс, а во-вторых, она ищет второго Дженкинса, чтобы подкрепить успех первого. – Кармайн улыбнулся. – Но довольно об этом! Что насчет Женщин-теней?

– Эйб был гораздо более успешен со своими мужчинами, заморенными голодом, но я не хочу красть его лавры.

– Ты и не можешь. Я уже повидался с ним.

– Что ты думаешь о рисунках Хэнка Джонса?

– Так будут писать художники будущего. Я должен с ним встретиться. Не уходи от темы, Делия! Что Женщины-тени?

– О, Кармайн, и не пытаюсь! По правде говоря, не было никаких подвижек, способных пролить какой-нибудь свет на эту абсолютно непроницаемую тьму, – сказала Делия, являя собой воплощенное страдание.

Уинстон дочиста вылизал миску с сырым мясом; Кармайн улыбнулся при ее виде, когда ставил на пол обед для Фрэнки, но не смилостивился и не дал Уинстону больше. Не то чтобы он намеревался сажать животное на диету, что он расценивал как жестокость, тем более что дух замирал при мысли, что Уинстон целую неделю практически ничего не ел. Это была отрицательная сторона содержания животных; когда приходится временно помещать их в приют, они беспокоятся, вне зависимости от того, насколько роскошна эта гостиница. Кто бы мог подумать, что Уинстон будет горевать.