Пляска на бойне
Шрифт:
— Будем надеяться. Знаешь, что мне следовало бы сделать? Вернуть Лаймену Уорринеру его деньги.
— Нет, не надо.
— Почему? Я не могу оставить их себе, если ничего не делаю, чтобы их отработать, а что для этого надо делать, никак не придумаю. Полиция уже перепробовала все, что только приходит мне в голову.
— Не возвращай деньги, — сказала она. — Дорогой мой, да ему наплевать на эти деньги. Его сестру убили, и, если он будет считать, что предпринял что-то по этому поводу, он умрет спокойно.
— И что мне теперь прикажешь делать — втирать ему очки?
— Если
— Еще бы.
— …Так что у него не будет причины думать, что ты хочешь его подоить. Можешь не оставлять себе эти деньги, если считаешь, что их не заработал. Отдай кому-нибудь. Пожертвуй на борьбу со СПИДом. Или на просвещение неверующих. Мало ли на что можно пожертвовать деньги.
— Наверное, ты права.
— Только я тебя знаю, — сказала она. — Ты уж придумаешь какой-нибудь способ их отработать.
В кинотеатре «Уэверли» шел фильм, который она хотела посмотреть, но был субботний вечер, и в кассе мы увидели длинную очередь, стоять в которой ни ей, ни мне не хотелось. Мы немного прошлись, выпили по чашке кофе с молоком на Макдугал-стрит и послушали, как какая-то девушка поет народные песни в клубе под открытым небом.
— Длинные волосы и бабушкины очки, — сказала Элейн. — И ситцевое платье до полу. Кто сказал, что шестидесятые годы уже позади?
— У нее все песни на один манер.
— Да ведь она знает всего три аккорда.
Я спросил Элейн, не хочет ли она послушать джаз. Она ответила:
— Конечно. Где? В «Милом Бэзиле»? В «Авангарде»? Выбирай.
— Я думал — может быть, в «Матушке Гусыне».
— Угу.
— Это что означает?
— Ничего. Я люблю «Матушку Гусыню».
— Значит, хочешь туда?
— Конечно. А мы останемся, даже если Красавчика Дэнни там не будет?
Красавчика Дэнни там не было, но он появился почти сразу после того, как мы пришли. «Матушка Гусыня» находится на углу Амстердам-авеню и Восемьдесят Первой — это джаз-клуб, куда ходят и белые, и цветные. Там всегда полумрак, а ударник работает только щетками и никогда не играет соло. «Матушка Гусыня» и бар «Пуган» — вот два места, где можно встретить Красавчика Дэнни Белла.
Но где бы вы его ни встретили, вы непременно обратите на него внимание. Он негр-альбинос, кожа и глаза у него крайне чувствительны к солнечному свету, и он устроил свою жизнь так, что, когда солнце светит, он спит, а когда бодрствует, солнца уже нет. Он небольшого роста, одет всегда по моде и предпочитает темные костюмы и яркие жилеты. Пьет много русской водки, очень холодной и неразбавленной, и часто появляется с какой-нибудь женщиной, обычно такой же яркой, как и его жилеты. У той, с которой он пришел сегодня, были пышная шевелюра соломенного цвета и совершенно невероятного размера грудь.
Их провели к столику у самой площадки для танцев, где Дэнни сидит всегда. Мне показалось, что нас он не заметил, но перед перерывом к нам подошел официант и сказал, что мистер Белл был бы рад видеть нас за своим столиком. Когда мы подошли. Красавчик Дэнни сказал:
— Мэттью, Элейн, как я рад вас видеть. Это Саша — правда, она прелесть?
Саша захихикала. Мы поболтали о том о сем, и через несколько минут Саша отправилась в дамскую комнату.
— Попудриться, — сказал Красавчик Дэнни. — Так я и поверил. Это самый лучший довод, чтобы снять запрет с наркотиков, — тогда люди перестанут то и дело бегать в туалет. Когда подсчитывают, во сколько человеко-часов обходится американской экономике кокаин, надо бы эти прогулки в туалет тоже учитывать.
Подождав, когда Саша в очередной раз отправится в дамскую комнату, я завел разговор о Ричарде Термене.
— Я-то считаю, что это он ее убил, — сказал Красавчик Дэнни. — Она была богата, а он нет. Если бы этот тип был врачом, у меня бы вообще не оставалось сомнений. Как вы думаете, почему врачи все время убивают своих жен? Или им уж так везет на особо сварливых баб? Как бы вы это объяснили?
Мы немного порассуждали на эту тему. Я сказал, что всякий врач, должно быть, привык чувствовать себя богом — он постоянно принимает решения, от которых зависит жизнь или смерть. У Элейн была более замысловатая теория. Она сказала, что люди, занимающиеся врачеванием, — это, как правило, те, кто пытается преодолеть собственное представление о себе как о человеке, причиняющем боль другим.
— Они становятся врачами, чтобы доказать, что они не убийцы, — сказала она, — А стоит им испытать стресс, как в них пробуждается то, что они считают своей подлинной сущностью, и тогда они убивают.
— Это интересно, — сказал Красавчик Дэнни. — А откуда у них может появиться такая мысль?
— От рождения, — ответила она. — Ведь когда мать их рожает, она чуть ли не умирает или испытывает очень сильную боль. Вот у ребенка и появляется мысль: «Я причиняю боль женщинам» или «Я убиваю женщин». Он пытается перебороть ее, становясь врачом, а потом, когда ему становится невмоготу…
— Он убивает свою жену, — сказал Красавчик Дэнни. — Мне нравится эта теория.
Я спросил, какими фактами она может ее подтвердить, и она сказала, что никаких фактов у нее нет, но есть множество исследований на тему о том, что думает человек в момент рождения и как это сказывается на его жизни. Красавчик Дэнни заявил, что факты его не интересуют, всегда можно подобрать факты, которые подтвердят все, что угодно, но он в первый раз встречает теорию, где, по его мнению, есть какой-то смысл, а на факты ему наплевать. Пока мы это обсуждали, вернулась Саша, но мы продолжали разговор, а она, кажется, не обращала на нас никакого внимания.
— Так вот, насчет Термена я ничего определенного не слышал, — сказал Красавчик Дэнни. — Правда, я не особенно прислушивался. А надо было?
— Было бы неплохо, если бы ты держал ухо востро.
Он налил себе немного «Столичной». В обоих его излюбленных местах — и в «Пуганс», и в «Матушке Гусыне» — водку ему приносят в ведерке со льдом для шампанского. Он заглянул в свою рюмку и выпил ее залпом, словно воду.
— Он работает на кабельном канале, — сказал он. —Новый спортивный канал.