Пляска на бойне
Шрифт:
— Жилец, — сказал я.
— Это вы про ее жильца? Того, чьи пленки она принесла?
— Правильно.
— Она говорила, что он умер. Или сбежал, не заплатив? Я плохо помню, мне тогда незачем было это запоминать. Уверен только, что, по ее словам, она продавала его вещи, чтобы вернуть то, что он задолжал ей за жилье.
— Так вы говорили и в июле.
— Значит, если он умер или просто уехал…
— Мне все-таки хотелось бы знать, кто он был, —сказал я. — Много ли людей, у которых столько видеокассет с фильмами? Насколько я понимаю,
— Вы удивитесь, — сказал он, — когда узнаете, сколько мы их продаем. Особенно детскую классику, даже здесь, где живет не так уж много родителей с детьми. «Белоснежка», «Волшебник из Страны Оз». Продали целую тонну «Пришельцев», а сейчас торгуем «Бэтменом», только он идет не так хорошо, как мы рассчитывали. Многие время от времени покупают свой любимый фильм. И конечно, всегда есть спрос на учебные и образовательные пленки, но это совсем другое дело, это не кино.
— Как вы думаете, у многих людей может быть целых тридцать фильмов?
— Нет, — ответил он. — Точно не скажу, но думаю, что редко у кого найдется больше десятка. Это не считая учебных и спортивных. Или порнографии, но я этим не торгую.
— Я вот к чему клоню — не был ли тот жилец, владелец тридцати кассет, большим любителем кино?
— Конечно, никакого сомнения, — сказал он. — У этого типа были все три версии «Мальтийского сокола». Самая первая, с Рикардо Кортесом…
— Вы мне говорили.
— Да? Ничего удивительного, случай довольно редкий. Не знаю, где он все это добыл, — я никогда не видел их в каталогах. Да, конечно, он был большой любитель.
— Значит, он, наверное, брал фильмы и напрокат, кроме тех, которые у него были?
— А, понимаю, куда вы гнете. Да, пожалуй, так оно и есть. Покупают фильмы многие, но напрокат берут все.
— И жил он где-то по соседству.
— Откуда вы знаете?
— Если его квартирная хозяйка живет по соседству…
— А, ну да.
— Значит, он мог быть вашим постоянным клиентом.
Он задумался.
— Конечно. Очень возможно. Может быть, мы даже когда-нибудь болтали с ним о чернухе, только я ничего такого не помню.
— Но ведь все постоянные клиенты занесены у вас в компьютер, верно?
— Да, это очень облегчает жизнь.
— Вы сказали, что она принесла свою сумку с кассетами в начале июня. Значит, если он был постоянный клиент, он не должен был ничего у вас брать последние семь-восемь месяцев.
— Ну, таких окажется довольно много, — сказал он. — Люди переезжают, умирают, какие-нибудь накурившиеся юнцы крадут у них видики. Или они начинают ходить в другой пункт по соседству, а ко мне больше не заходят. У меня есть клиенты, которых я не вижу по нескольку месяцев, а потом они вдруг появляются снова.
— Как я по-вашему, сколько у вас клиентов, которые ничего не брали с июня?
— Представления не имею, — сказал он. — Но, конечно, могу выяснить. Вы не присядете? Или пошарьте по полкам, глядишь, и найдете что-нибудь такое, что вам захочется посмотреть.
Когда он вышел ко мне снова, был уже одиннадцатый час, но в дверь так никто и не постучал.
— Я же говорил, что по утрам здесь никого не бывает, — сказал он. — Нашел двадцать шесть человек. Это те, кто ничего не брал с четвертого июня, но брал по меньшей мере одну кассету за первые пять месяцев этого года. Конечно, если он долго болел или лежал в больнице…
— Давайте начнем с того, что у вас есть.
— Хорошо. Я переписал фамилии и адреса, и еще телефоны, если они указаны. Многие не говорят номера своих телефонов, особенно женщины, и я их понимаю. У меня есть еще номера кредитных карточек, но их я не стал переписывать: считается, что это конфиденциальная информация. Хотя, думаю, на это можно бы посмотреть сквозь пальцы, если вам не удастся разыскать кого-то из них никаким другим способом.
— Не думаю, чтобы до этого дошло.
Он переписал фамилии на двух листках из блокнота. Я просмотрел их и спросил, не говорят ли они ему что-нибудь.
— Пожалуй, нет, — ответил он. — Я каждый день вижу столько людей, что запоминаю только постоянных посетителей, да и тех не всегда узнаю и не всегда помню фамилии. А что до этих двадцати шести, то я посмотрел, что они брали в прошлом году, — вот почему столько времени возился. Я думал, а вдруг хоть про кого-то можно будет определенно сказать, что он интересуется кино, и по тому, что он у меня брал, понять, что есть у него дома, но я ничего такого не нашел.
— И все-таки попробовать стоило.
— Я так и подумал. Почти уверен, что это был мужчина: та квартирная хозяйка говорила про своего жильца «он». Среди этих двадцати шести есть женщины, но на всякий случай я записал и их.
— Хорошо. — Я сложил листки и сунул в карман пиджака. — Простите, что побеспокоил вас. Я вам очень благодарен.
— Ну, если подумать, с каким удовольствием я смотрю на ваших парней в кино, то как я мог вам не помочь? — усмехнулся он, потом его лицо стало серьезным. — Вы хотите разоблачить банду, которая занимается порнографией? В этом все дело, да?
Видя мои колебания, он заверил, что поймет, если я ничего не скажу, но попросил хотя бы, когда дело будет раскрыто, заглянуть к нему и рассказать, чем оно кончилось.
Я пообещал.
У меня было двадцать шесть фамилий, и только одиннадцать из них — с номерами телефонов. Я начал с телефонов, потому что это намного легче, чем таскаться по всему городу. Но у меня ничего не получилось: я никуда не мог дозвониться, а если дозванивался натыкался на автоответчик. Таких случаев было три — один раз я услышал целое шуточное обращение, а два раза автомат просто повторял последние четыре цифры номера и предлагал мне записать свое сообщение. По поводу четырех телефонов компьютер телефонной сети сообщил мне, что номера отключены. Один раз он сообщил новый номер, я записал его и позвонил, но никто не ответил.