Пляска смерти.
Шрифт:
Практически все наши планы, основанные на знаниях об интеллектуальном, экономическом и военном потенциале Советского Союза, были ошибочны, ибо имевшиеся у нас сведения, из которых мы исходили, оказались неверными. Граница, отделяющая Восток от Запада, не просто географическое понятие, а рубеж, имеющий принципиальное значение. Величайший в истории человечества эксперимент, тщательно продуманный и подготовленный и последовательно осуществленный, длился достаточно долго, чтобы принести определенные плоды. Да и он, продолжавшийся на протяжении тридцати лет (в 1941 г. исполнилось 24 года со дня Октябрьского переворота. — Ред.), уже перестал быть экспериментом в обычном понимании этого слова, приобретя индивидуальные отличительные черты. Даже сам Карл Маркс, прародитель коммунистов, при всем его прусском образе мышления, от которого он, будучи евреем, так и не избавился, никогда и не думал о столь дерзкой попытке. Понадобился такой титан мысли, как Ленин, обладавший холодным расчетом и калмыцким (с равным успехом можно сказать «еврейским», «германским», «русским» — если перечислять количество кровей, замешенных в Ленине —
И не случайно большевики, верные своему лозунгу «Религия — опиум для народа», неразрывно увязывали свои успехи на Востоке с уничтожением всякой религии. Среди 20 миллионов, погибших во время Гражданской войны 1917–1922 гг. после Октябрьской революции (согласно серьезным исследованиям, смута 1917–1922 гг. стоила России (в границах 1939 г.!) около 30 млн человек (см.: Население Советского Союза. 1922–1991. М., 1993). К началу 1923 г. от населения начала 1918 г. (148 млн) уцелело 118,5 млн, то есть. 19,9 процента исчезло! (18,9 млн человек за эти годы родилось, поэтому чистая убыль около 11 млн). Это в границах 1939 г. Население же царской России в 1914 г. достигло 180,6 млн. На отторгнутых от Советской России землях тоже погибли миллионы людей. — Ред.), были епископы, священники (большинство священнослужителей было истреблено. — Ред.) и члены христианских религиозных общин. Задача изжития любых религиозных проявлений была возложена на контролировавшиеся государством учебные заведения, профсоюзы, Союз воинствующих безбожников, и, прежде всего, на комсомол и партию. Эта борьба закончилась почти полной ликвидацией в Советском Союзе самой христианской идеи. В течение тридцати (двадцати четырех. — Ред.) лет людям вдалбливали при любой возможности мысль о том, что «Бога нет». Все конфессии клеймились, как средневековый предрассудок, и целые поколения выросли с твердым убеждением, что крест — это римско-еврейская разновидность обыкновенной виселицы, а Бог — седобородый старец, чем-то похожий на гнома из народных сказок. Преднамеренная попытка отнять у людей идею Бога — духовную основу жизни — увенчалась полным успехом. (Так, во всяком случае, казалось. Но оказалось неверным. — Ред.) Этот материалистический эксперимент породил на широких просторах России религиозный хаос. В итоге только горстка мужчин и женщин преимущественно старшего поколения, объединившихся в тайные секты и молитвенные группы, продолжают совершать религиозные обряды, но не стоит думать, что они оказывают на
население Советского Союза в целом хоть какое-то влияние.
Что же касается московского патриарха, то его существование — явный обман, организованный НКВД, а роль — слишком ничтожна, чтобы ее можно было рассматривать всерьез. Было бы грубой ошибкой полагать, что люди за железным занавесом — по сути, совершенно новая разновидность человека — так же чувствуют и так же мотивируют свои действия и поступки, как и мы. Новые интеллектуальные подходы обусловили и новые эмоциональные восприятия. Побудительные мотивы и аргументы, имеющие для нас решающее значение, абсолютно не действуют в новой России, а порой даже дают прямо противоположный результат. В ходе ленинского эксперимента основательно перемешались привычные критерии и ценности, что в итоге привело к духовной изоляции Востока, то есть к ситуации, которую на первый взгляд даже невозможно себе представить.
В довершение всего случилось так, что для нас существенным источником информации о жизни в Советском Союзе были белогвардейцы, бежавшие из России. Но в подобных вопросах, как известно, беженцы обычно являются чем-то вроде «даров данайцев» для приютившего их государства, ибо их сведения о собственной стране не только всегда субъективно окрашены, но — что более серьезно — они обычно относятся к периоду, давно ушедшему в прошлое. Бывшие участники Белого движения не только не знают современной России, но охотно рисуют созданную собственным воображением картину жизни в Советском Союзе, выдавая желаемое за действительное.
Уничтожение царского режима и ликвидация помещиков, буржуазии и зажиточных селян привели к исчезновению социального, экономического и духовного различия между пролетарскими и крестьянскими массами, пережившими «русский холокост» (по количеству жертв на порядок превышающий хорошо известный еврейский (от 2,7 до 5,7 млн, последняя цифра многими считается сильно завышенной) или геноцид армян в Турции — 1,5 млн. К 30 млн жертв революции (в основном от голода и эпидемий, но несколько миллионов унес террор) надо добавить около 10 млн погибших в ходе коллективизации и индустриализации. Еще некоторое количество людей погибло в ходе «селекции», осуществлявшейся в 1921–1941 гг. органами, — «просто расстреляно» было около 700 тыс., сколько умерло раньше времени от тяжких условий жизни — могут подсчитать демографы. Однако вопрос о «русском холокосте», в отличие от еврейского и армянского, пока упорно замалчивается. — Ред.). Для них наряду с новым экономическим устройством нужно было создать и новый социальный порядок. Ее концепцию заимствовали у практиковавшегося в экономической сфере коллективизма, а ее первой жертвой стали сохранившиеся после Октябрьской революции остатки индивидуализма как нравственной силы. Основой всех аспектов и сторон советской жизни сделались «массы».
Эти рожденные новой эпохой массы, воодушевленные новыми идеалами и целями, полностью обособились от остального мира. Они уже не понимали того, что происходило за пределами границ новой России, изъяснялись уже на своем специфическом языке, на нем говорили также их сердца и^эазум. Подобному развитию, вне всякого сомнения, во многом способствовали благоприятные внешние условия: пресловутый экономический эксперимент не удался бы нигде в Европе, кроме как на необъятных просторах России. Россия, самостоятельное государство, оставалась изолированной от западного влияния, а экономические промахи в одних областях уравновешивались успехами в других. Аналогичным образом обстояло дело и с экспериментом в духовной сфере. Ни у какого другого народа он не зашел бы так далеко, как у русских. Русские люди издавна с недоверием и подозрительностью относились к своим соседям (было за что. — Ред.) и истово верили в свое предназначение в качестве спасителей мира от всех бед и пороков. У русских любая идея становится религией, даже атеизм. Не последнюю и не менее важную роль сыграло и то обстоятельство, что все эти эксперименты усилили стадные чувства славянских рас. Эти расовые и географические факторы в сочетании с присущей Москве настойчивостью в достижении поставленных целей, невзирая на любые жертвы и препятствия, явились ценнейшими союзниками большевиков при осуществлении ими упомянутого эксперимента.
С вторжением вооруженных сил Германии эксперимент оказался в смертельной опасности. Сталинская политическая изоляция была нарушена, занавес приподнят, и у народов Советского Союза, несмотря на все допущенные нами ошибки, появилась возможность для сравнения. А это уже представляло прямую угрозу самим основам большевизма, особенно если затрагивался чрезвычайно чувствительный вопрос относительно уровня й образа жизни простого люда. Тогда внезапно спадали разбитые вдребезги оковы коллективизма, и перед изумленным взором на горизонте возникал совсем иной мир. Быть может, еще не очень ясный и в чем-то проблематичный из-за издержек войны и многочисленных ошибок германской военной и гражданской администрации, но все же более желанный в сравнении с большевистским «раем».
В этот решающий момент для всего человечества большевиков (уже политических банкротов) спасли превратные представлениям немцев о русских и соответствующее этим представлениям обращение с ними. Но это было еще не все. Побудив русский народ, как при наполеоновском нашествии, дружно встать на защиту своей земли, мы тем самым помогли большевикам добиться внутренней политической консолидации, превосходившей все их самые смелые мечты, и наделить эту войну ореолом «священной и патриотической».
Своим неоправданно жестким администрированием, так напоминавшим царскую Русь времен боярского правления (в представлении эсэсовских политинформаторов. Скорее — времен татаро-монгольского ига или периода военного коммунизма 1918–1921 гг. — Ред.), своим полным игнорированием советской (и русской. — Ред.) истории, непониманием национальных и психологических потребностей измученных людей мы поставили население России, только-только пробуждавшееся от оцепенения,
перед необходимостью выбирать между германской нагайкой и большевизмом.
Перед лицом допущенных немцами грубых человеческих и политических просчетов и промахов русские и другие народы СССР проголосовали за большевизм, имевший хотя бы то преимущество, что являлся продуктом не чужеземного, а собственного, отечественного производства.
Сталин моментально ухватился за брошенный ему недальновидным германским руководством (как нельзя кстати!) спасательный круг и, с необыкновенным проворством приспосабливаясь к изменившейся ситуации, сумел с молниеносной быстротой вновь оживить уже отходивший большевизм, на этот раз, однако, без Маркса и Ленина. Сталин восстановил прежние символы и воинские знаки различия (гвардия, офицерство, погоны и др.), выброшенные ранее большевиками на помойку, поспешно очистил их от кровавых пятен, оставленных Октябрьской революцией, и вручил торжественно и с надлежащей помпой уцелевшим остаткам разбитых дивизий Красной армии (понятие «гвардия» было возвращено приказом от 18 сентября 1941 г., и звание гвардейских было присвоено не разбитым, а отличившимся дивизиям. Погоны бы#и введены в январе — феврале 1943 г., когда уже становилось ясно, что победа над Германией — только вопрос времени. В 1943 г. было восстановлено патриаршество, открыты тысячи приходов — война со своим народом была прекращена, многим казалось, что навсегда. — Ред.).
Для удовлетворения духовных потребностей (главным образом представителей старшего поколения) большевики не поленились с помощью и под контролем НКВД воссоздать Русскую православную церковь и посадить в министерское кресло лояльного Кремлю святейшего патриарха.
Таким образом, в результате придания войне захватнического, колониального характера одной стороной (Германией) и невиданного в истории политического жонглирования — другой, война за сохранение коммунизма превратилась в войну освободительную, вненародную, что, в свою очередь, позволило Сталину осуществить свою давнюю мечту о соединении марксизма с наследием Московского удельного княжества (скорее — Российской империи!). Родился новый макиавеллизм советского разлива, свободный от каких-либо теоретических и политических принципов. Научный коммунизм уступил место российскому империализму, сохранив, однако, свою внешнюю форму, словесную атрибутику и логику мышления.