Пляска смерти
Шрифт:
– Он был ранен вчера при атаке укрепления, – отвечал старший, Гарри, сильный, молодцеватый юноша.
Фабиан засмеялся.
– Как это понять? Входите, дети, – сказал он и пропустил обоих сыновей в комнату. – Как ты сказал? Где он был ранен?
– При атаке укрепления, папа, – пояснил Гарри.
– Погодите минутку, – перебил его Фабиан, – не хотите ли шоколаду с пирожными? Да? И целую гору пирожных? – Он позвонил официанту и попросил мальчиков рассказать об этом самом укреплении.
Они выстроили возле живодерни
– Вы обманули нас! – воскликнул младший, Робби; свой флажок со свастикой он прислонил к стене, чо тот все время падал.
– Вы недоглядели! – резко возразил Гарри. – Вы дали себя обмануть, трусы.
– Трусы? Мы, красные, не трусы! – возмутился Робби, тряхнув забинтованной головой.
– Такое укрепление не сдают! – заметил Гарри.
Фабиан не вмешивался в спор мальчиков, пытливо наблюдая за ними. Так вот какие у него сыновья! Он пожертвовал ими ради Кристы и оставил их на попечение Клотильды, хотя знал, что духовная атмосфера вокруг их матери могла сделаться опасной для мальчиков. Теперь его сыновья состояли в Союзе гитлеровской молодежи. Он сам, вероятно, воспитывал бы их вне политических интересов, которые во многих отношениях казались ему сомнительными.
Клотильда получила власть над их душами, а он, отец, оказался полностью отстраненным, в чем он теперь с горечью признавался себе. Мальчики уже несколько месяцев были в городе и только сегодня впервые пришли к отцу.
– Вы забили в барабан, – воскликнул Робби, – а это, по уговору, было сигналом к окончанию атаки.
– Не говори глупостей, Робби, – отвечал Гарри, – вы должны были знать, до шести часов оставалось еще целых пять минут.
– Вы нас обманули, – кричал Робби, – это был чистой воды обман!
– Не мели вздора, малыш, – рассердился Гарри. – Не обман, а военная хитрость. Солдат должен быть бдительным до последней минуты. Вы потеряли укрепление по собственной небрежности.
– Хватит! – прекратил их спор Фабиан. – Так, значит, при этой атаке Робби и получил свою шишку?
– Они ударили меня колом по голове, папа. Гарри гордо показал свой почетный кинжал.
– Я – «фюрер седьмого флажка», – сказал он внушительно. – Кинжал мне дали за храбрость.
Фабиан улыбнулся.
– А кто ваш фюрер? – спросил он.
Гарри стал навытяжку и, подняв руку, ответил:
– Наш фюрер – штандартенфюрер полковник фон Тюнен, он и построил укрепление.
Наконец, официант принес шоколад и пирожные, и мальчики немного успокоились. Они рассказывали о всевозможных приключениях и о последних событиях в пансионе, где Фабиан часто посещал их.
Там, например, застрелился учитель математики, доктор Шолль, как раз за месяц до того, как они кончили курс.
– Доктор Шолль застрелился? Почему? – спросил Фабиан.
– Ему угрожала потеря места, так как он не вступил в национал-социалистскую партию, – ответил Робби.
– Потому что он был трус, – высказал свое суждение Гарри.
Фабиан покачал головой в знак несогласия.
– Грустно, – сказал он, – очень грустно. Мы все ценили его, как справедливого человека и превосходного педагога. Твое суждение, милый мой, слишком поспешно.
– Стреляются только трусы, – отстаивал свою позицию Гарри. – Национал-социалистская партия осуждает самоубийство как трусость.
Наконец, мальчики коснулись непосредственной цели своего прихода. Речь шла о дне рождения Гарри.
– Первого числа я праздную свой день рождения, – сказал Гарри, – и мы пришли пригласить тебя к нам.
Фабиан подумал.
– Хорошо, – ответил он нерешительно, – я постараюсь быть, Гарри.
– Мама тоже ждет тебя, – снова начал Гарри, а Робби добавил: – Мама приглашает тебя к обеду в день рождения Гарри и просит непременно прийти. Она поручила мне передать это тебе.
Посидев немного, мальчики распрощались.
Фабиан смотрел, как они шли по коридору – Гарри со своим почетным кинжалом и малыш Робби с забинтованной головой и флажком.
«Мои сыновья! – думал, он. – Еще много лет они будут нуждаться в руководителе. Хорошо, что они пришли и напомнили мне об обязанностях отца».
XVI
Фабиан часто ужинал с Шарлоттой в гостинице. Время от времени она приглашала его на обед в свою маленькую прелестную квартирку; она сама придумывала и заказывала изысканные кушанья. Это был один из ее талантов. К обеду подавали только самые дорогие рейнские вина и неизменное шампанское. Шарлотта памятовала о просьбе гаулейтера не скупиться.
Постепенно Фабиан привык к Шарлотте, но к красоте ее привыкнуть не мог; каждый день она наново поражала его. Образ Кристы все больше и больше бледнел, хотя тоска от этой потери улеглась не скоро. Свое прощальное письмо к Кристе он сжег. «Какое это было заблуждение! – с упреком сказал он себе. – Прежде всего надо было думать о сыновьях!»
Тоска по Кристе вновь пробудилась в нем, когда однажды из Баден-Бадена пришло письмо от фрау Беаты. К нему был приложен чек на большую сумму. Фрау Беата холодно, но очень вежливо благодарила его за хлопоты и сообщала, что пришла к соглашению с братьями. Ни привета, ни слова от Кристы.
Фабиан вздохнул, покачал головой и спустился в ресторан, чтобы поужинать с Шарлоттой и ротмистром Меном. Мен был назначен заместителем гаулейтера и в его отсутствие вел все дела.
Не удивительно, что Шарлотта, которая спала до двенадцати, а после обеда тратила долгие часы на свой туалет, по вечерам блистала свежестью. Она кокетничала с ротмистром Меном, вызывающая внешность которого нравилась ей.