Пляска смерти
Шрифт:
После прений гости еще немного поболтали, прежде чем разъехаться. Наемный лакей в черной паре и белых перчатках и служанка с новомодной прической разносили чай. И тут снова вынырнул маленький Робби с зеленой шишкой на лбу. Он следовал за лакеем и служанкой с сахарницей в руках.
– Робби смешон, мама, – шепнул Гарри на ухо Клотильде.
Политический редактор «Беобахтер» горячо похвалил Клотильду. Он решил написать большую статью о Союзе друзей и попросил у нее фотографию, чтобы опубликовать ее в «Иллюстрированном приложении». Клотильда покраснела. Одно из ее заветных честолюбивых
III
«Поэт» Робби был в большом затруднении. Завтра день его рождения, а он уже несколько недель ничего не знал об отце. Может быть, Фабиан давно позабыл о приглашении? Робби знал о разладе между родителями. В других семьях отцы жили дома, даже если они работали очень много, как, например, врачи, которых часто подымали с постели среди ночи, или пекари, встававшие в четыре часа утра.
– Бьюсь об заклад, что папа забыл о моем дне рождения, – каждое утро хныкал Робби, – ведь вот и в день рождения Гарри он не пришел, хотя обещал непременно быть.
– Сходи к нему и пригласи его еще раз, Робби, – каждый день твердила Клотильда. Гарри был ее гордостью, по любила она Робби. Она рассчитывала, что Робби удастся уговорить отца, и без устали повторяла ему свой совет.
– Не позабудь захватить свои «произведения», – насмешливо добавлял Гарри. – Если папа прочтет «Рождество железнодорожного машиниста» или «Спотыкалку», то уж обязательно придет.
Гарри много терся среди взрослых и знал, что родители его в разводе главным образом из-за того, что папа всегда и во всем считал себя правым. Судьи признали его виновным, и с тех пор он обязан платить маме, а также ему и Робби, пока они не достигнут восемнадцатилетнего возраста.
Гарри насмехался над рассказами Робби. Робби же совет брата пришелся по душе, и, отправившись к отцу, он захватил с собою свои «произведения». Целых два часа он ждал возле гостиницы, пока наконец не показалась машина отца. Только тогда он вошел. Он последовал практическому совету матери – сначала удостовериться, в гостинице ли отец.
– Что ж это за рассказы, Робби? – спросил Фабиан, когда они сидели за лимонадом в «Звезде».
Коротенькие историйки, вышедшие из-под пера Робби, были записаны на листках, вырванных из старой тетрадки по арифметике. В первой из них рассказывалось о железнодорожном машинисте, который нес службу в ночь под рождество. Поезд все шел и шел, но вдруг путь оказался закрытым. Остановка произошла возле домика стрелочника, и машинист увидел через окно елку со множеством свечей и детвору, игравшую в комнате.
Девочка получила в подарок куклу, мальчик – лошадку-качалку, сделанную из ящика. Впрочем, конец рассказа Робби намеревался изменить.
– Прекрасно, Робби, а второй рассказ, «Спотыкалка»? – спросил Фабиан, которому Робби был особенно мил тем, что он узнавал в нем многие свои черты.
Спотыкалка был крошечный карлик, величиной с мизинец. Он всегда торчал на лестнице в цилиндре и крохотных лаковых сапожках. Когда кто-нибудь спускался вниз, карлик приподымал цилиндр и спрашивал, который час. Человек наклонялся к нему, дивясь карлику в лаковых сапожках, и почти всегда спотыкался,
– А ведь в самом деле премилая сказка. «Спотыкалка» мне очень нравится, – похвалил Фабиан.
– Гарри говорит, что сказки – это глупости, а таких маленьких лаковых сапожков и вообще не бывает.
Фабиан успокоил мальчика и расцеловал его при всех, что Робби было очень неприятно.
– Передай Гарри, – сказал он, – что в сказках бывают сапоги всех размеров. Что бы ни случилось, я приду к тебе на день рождения.
– А ты не заболеешь, папа, как в день рождения Гарри?
– Нет, тогда у меня был грипп, а к тебе я приду обязательно, потому что ты сочинил сказку «Спотыкалка». Вот теперь и я знаю, почему люди так часто падают с лестниц. Ты это всем расскажи.
Фабиан в самом деле пришел к Робби, хотя и с опозданием на целый час.
В тот день у него было долгое совещание со строителем гостиницы «Европа» на Вокзальной площади и скучный разговор с архитекторами из Мюнхена, руководившими строительством Дома городской общины. Летом с места стройки уже было вывезено двести машин земли, а между тем по каким-то причинам, совершенно непонятным Фабиану, строительство замедлилось. Так, например, по приказанию гаулейтера пришлось вдруг сооружать двухэтажный подвал; в результате запроектированное двенадцатиэтажное здание после четырех месяцев работы едва подымалось над землей, хотя на стройке работала уже добрая сотня рабочих.
Фабиан явился к обеду усталый и раздраженный, когда все уже перестали ждать его. Только Робби все еще надеялся, что отец сдержит свое слово.
Но плохое настроение Фабиана рассеялось, и он очень скоро ощутил себя дома. Его обдало волной любви и тепла. Мальчики весело кричали что-то, служанка Марта, по-прежнему влюбленная в него, да и сама Клотильда прилагали все усилия, чтобы он чувствовал себя уютно и приятно в своем бывшем доме. Клотильда блеснула своим кулинарным искусством, и стол был так чудесно сервирован, что даже Росмейер мог бы позавидовать.
Разумеется, «Иллюстрированное приложение» лежало тут же, на случай, если Фабиан еще не видел номера с фотографией Клотильды, и, разумеется, его повели осматривать комнату, где устраивались доклады. Многое он похвалил, вкуса у Клотильды всегда было достаточно, но портрет фюрера, перед которым Гарри поднял руку, ему совсем не понравился, и он откровенно, высказал свое мнение.
– Бездарная пачкотня, – заявил Фабиан.
Клотильда весело рассмеялась.
– За триста марок Рембрандта не купишь.
– Конечно. Но фабрикацию такой дряни следовало бы запретить.
Гарри подумал: «А ведь и в самом деле он всегда хочет быть правым, судья это верно заметил».
Веселый смех Клотильды был приятен Фабиану. Ее светло-голубые глаза сияли, как прежде. Может быть, присутствие мальчиков пробудило в ней материнскую доброту и любовь, примирительно настроило ее. Она как будто изменилась за последние месяцы, и сегодня он уже смотрел на нее другими глазами. Сегодня он видел в ней не возлюбленную, чувство к которой угасло, а мать своих детей, которую он ценил.