Пляска смерти
Шрифт:
Клотильда рассказывала о своих поездках по разным городам округа, где она по приказу гаулейтера организовывала Союз друзей. Повсюду ее принимали как принцессу, да, как настоящую принцессу. С нею ездила баронесса фон Тюнен. Во всех гостиницах им предоставляли апартаменты, автомобили были в их распоряжении круглые сутки, адъютанты сопровождали их. Самые влиятельные дамы наперебой зазывали их к себе.
Чудесно было во всем чувствовать власть гаулейтера. Глаза Клотильды сияли от счастья. Гарри и Робби с восхищением смотрели на мать.
– Меня захлестнуло счастье, – сказала Клотильда. – Счастье сознавать, что я могу хоть что-нибудь сделать для своей страны. Мне хочется рассказать тебе о моих новых планах, Франк, – добавила она, интимно кладя руку на шею Фабиана, словно между ними никогда не было разлада.
– О новых планах? – спросил Фабиан, ощутивший прикосновение ее руки как ласку.
– Ведь ты знаешь, – оживленно начала Клотильда, – мне всегда не по себе, когда у меня нет новых планов. – Да, эта квартира стала слишком тесна, и благодаря удаче, или, вернее говоря, нюху баронессы, мы нашли более просторную. – Клотильда улыбнулась. – Это квартира медицинского советника Флора, недавно умершего. Его вдова хочет обменять ее на меньшую. При самой незначительной перестройке можно будет выкроить большой зал для докладов, и все еще останется много места. – Гаулейтер предоставил в ее распоряжение двадцать тысяч для этой цели.
– И для тебя, Франк, там нашлись бы две большие комнаты, если ты когда-нибудь пресытишься жизнью в гостинице, – как бы невзначай уронила Клотильда, приветливо улыбаясь Фабиану.
Фабиан вспомнил, что недавно гаулейтер сказал ему: распыление сил единомышленников, обладающих волей к созиданию, в наши дни недопустимо, страна не может себе этого позволить. Он, гаулейтер, будет решительно пресекать все попытки такого рода. Между прочим, он беседовал по этому поводу с его, Фабиана, супругой, и ему кажется, что она не прочь помириться. И еще что-то в этом роде. Сейчас Фабиану вспомнилось все это, но он не подал вида и ничего не ответил Клотильде.
Клотильда же, видимо, ждала ответа; водворилось неловкое молчание; по счастью, Марта в эту минуту позвала всех пить кофе. Мальчики тотчас же побежали в столовую.
– Мне хотелось бы при случае услышать твое мнение об этих моих замыслах, – сказала Клотильда, последовав вместе с Фабианом за мальчиками. – Надеюсь, ты теперь чаще будешь навещать нас. Гарри и Робби стали уже совсем разумными. Можешь позвать их к себе в гостиницу, если соскучишься по ним, или прийти к нам, когда тебе вздумается. Вот все, что я хотела тебе сказать. Мы идем! – крикнула она мальчикам, уже выражавшим нетерпение.
«Клотильде хочется знать мое мнение, – думал Фабиан. – С каких это пор Клотильда вообще интересуется чьим бы то ни было мнением? Нет, видно еще не перевелись чудеса на свете». То, что она сказала о мальчиках, было ему приятно, он любил сыновей, а ее великодушие являлось признаком примирительной позиции. Это его обрадовало.
Конечно, он остался ужинать. Робби, Гарри и Клотильда хором его упрашивали. Клотильда приготовила холодные закуски со всевозможными изысканными гарнирами и велела подать две бутылки превосходного рейнского вина. Она знала слабости Фабиана.
Да, это был счастливый день. В десять часов Фабиан распрощался и медленно направился к гостинице. О чем только он не думал, идя по улице! Пока что он не собирается возвращаться к Клотильде, он выждет, посмотрит, как развернутся события. «Радости семейной жизни, – подумал он и остановился в задумчивости, – самые чистые на свете. Они согревают человеческое сердце счастьем и любовью».
IV
Рано утром зазвонил телефон.
– Наконец-то, наконец, дорогая Клотильда! – крикнула в трубку баронесса фон Тюнен. – Разве я не говорила недавно на докладе профессора Менниха, что настанет день, когда фюрер нахмурит брови и долготерпению его придет конец. Вот он нахмурился – и теперь горе коварным польским убийцам! Вы не можете себе представить, что творится у меня в доме, дорогая! Полк Вольфа уже сегодня, в четыре утра, погрузился в эшелон и отправился на фронт. Какое было ликование! Полковник звонит по телефону всем на свете, чтобы скорей получить назначение от военных властей и ничего не прозевать. Да, жить стало радостно!
– Марта рассказывает, что весь город в страшном волнении.
– В страшном волнении? – воскликнула баронесса и засмеялась. – Город совершенно обезумел. Людей посреди ночи стаскивали с постели, даже старых ландштурмистов. Их отправили на польскую границу в штатской одежде, и только там они получат обмундирование. Вся армия проникнута новым духом – отвагой, бесстрашием. Говорят, что наши войска уже вторглись в Польшу на пятьдесят километров. Я хочу предоставить себя в распоряжение Красного Креста. Приходите к пяти часам на чашку чая, дорогая моя! Нам надо поговорить о тысяче вещей.
– Буду ровно в пять.
Город точно взбесился. Коричневые и черные колонны проходили по улицам и орали победные песни. Тысячи горожан, кадровые военные, ремесленники и чиновники уже несколько часов как покинули жен и детей и теперь мчались навстречу неверной судьбе; многие из них были озабочены и подавлены, но вскоре их захватило всеобщее опьянение войной. Экстренные сообщения по радио обгоняли одно другое. Англия и Франция объявили войну Германии! Ну, тут уж остается только смеяться! Мудрый фюрер одним гениальным ходом сделал им мат, прежде чем они успели выставить хоть одну пешку. На несколько недель раньше он заключил пакт с Россией! Англия и Франция попросту шли на самоубийство. Люди возбужденно обменивались мнениями, лишь немногие хранили молчание.
Поскольку ни о какой разумной работе нечего было и думать, Фабиан закрыл оба свои бюро. Он был взволнован до глубины души. Как бывшему капитану и «подлинному» солдату ему было трудно отрешиться от чувств военного человека. И когда он все основательно взвесил, то и ему единственным возможным выходом показалась война! Только война могла вывести Германию из унизительного положения, в которое ее поставил Версальский договор!
Он отправился к Клотильде и попросил ее прислать в гостиницу его капитанский мундир и все военное обмундирование, которое находилось у нее.
– Это срочно? – испуганно спросила Клотильда. – Разве твой год уже берут?
– Еще нет, – отвечал он. – Но я считаю своей обязанностью быть наготове в любую минуту.
Обоих мальчиков он застал очень взволнованными. Гарри чувствовал себя глубоко несчастным и чуть не плакал оттого, что ему только шестнадцать лет. «Война кончится раньше, – сетовал он, – чем я попаду на фронт».
Зато «поэт» Робби находился в самом радужном настроении: он предвидел перерыв в школьных занятиях. Робби был лентяй.