Пляска смерти
Шрифт:
Он увидел пресловутый лагерь, страшный своей оторванностью от мира, но его быстро провели в роскошную, комфортабельную виллу коменданта, расположенную на опушке леса. Дежурный проводил его на верхний этаж, и глазам его представилась «модель» с ее вызывающей прической и Вольфганг в белой рабочей блузе. Здороваясь с дородной, полногрудой дамой, Глейхен высоко вскинул руку и громко произнес: «Хайль Гитлер!». Вольфганга он просто не заметил. Комендант, к счастью, был занят служебными делами.
Вольфганг тотчас узнал его и чуть-чуть улыбнулся, чтобы скрыть свое удивление. Глейхен же едва узнал Вольфганга. Его густые волосы были коротко острижены, лицо со впалыми щеками выглядело страшно, во рту у Вольфганга недоставало нескольких зубов, вдобавок он слегка прихрамывал. Руки его, так хорошо знакомые Глейхену, казались руками скелета.
Как искусствовед, Глейхен должен был, конечно, со всех сторон осмотреть бюст, так что позировавшей даме пришлось встать.
– Вы сотрудничаете в «Беобахтер»? – спросила дама с вызывающей прической.
– Нет, – ответил Глейхен, – я пишу для крупных художественных журналов и позволю себе прислать госпоже комендантше мои статьи.
Это была довольно красивая, добродушная женщина; до замужества она служила в баре. Вскоре ее голос донесся из соседней комнаты: она обстоятельно разговаривала по телефону с портнихой. Почти десять минут друзья беседовали вполголоса. Услышав, как стукнула положенная на место трубка, они пожали друг другу руки, и Глейхен стал усердно записывать что-то в свою книжку. Через несколько минут он ушел.
На обратном пути он все время тихонько посмеивался, его глаза утратили мрачное выражение и весь день, казалось, излучали свет. Только теперь он понял, как дорог ему Вольфганг.
В тот же день он потратил два часа на то, чтобы добраться до Якобсбюля и передать Ретте поклон от Вольфганга, а также сообщить, что профессор надеется на скорое освобождение. Затем он позвонил дамам Лерхе-Шелльхаммер, которым сообщил, что дал слово Вольфгангу Фабиану лично передать им привет.
Его попросили прийти на следующий день под вечер.
Назавтра, после окончания занятий в школе, Глейхен отправился в путь.
– И вы в самом деле были в Биркхольце? – крикнула ему фрау Беата, едва только он переступил порог комнаты. – Как же вам, – скажите на милость, удалось туда проникнуть? Нам это показалось невероятным.
– В каком состоянии вы нашли профессора? – перебила ее Криста.
Обе они были в страшном волнении.
– Вы должны нам все рассказать, господин Глейхен. Слышите?
– Все, все до мельчайших подробностей.
Глейхен подробно поведал им о своей рискованной затее и счастливой случайности, позволившей ему говорить с Вольфгангом наедине.
– Он был счастлив, что вы решились побывать у него в Якобсбюле, – сообщил Глейхен. – «Только мысль, что друзья меня не забывают, еще поддерживает во мне мужество», – сказал профессор.
Дамы прежде всего хотели знать, скоро ли его выпустят.
– Да, – ответил он, – эта добродушная дама из бара сказала Вольфгангу: «Постарайтесь, чтобы бюст был похож, тогда я попрошу начальника освободить вас». Бюст, между прочим, был бы давно готов, если бы она не изобретала все новые и новые прически. Но последняя, кажется, удовлетворяет ее.
– Да благословит бог даму из бара! – смеясь, воскликнула Криста.
– А война, господин Глейхен? – спросил фрау Беата, когда они сели пить чай. – Что вы думаете об этой злополучной войне?
– Война? – Глейхен посмотрел на дверь мрачными серыми глазами. – Можно здесь говорить без опаски?
Фрау Беата рассмеялась.
– Да, – отвечала она, – здесь вы смело можете говорить. За подслушивание мои горничные получают пощечины, что не так-то приятно.
– Хорошо, – сказал он и продолжал своим выразительным голосом, будто читая стихи: – Война? Война проиграна.
– Что? – крикнула Криста. – Что вы говорите?
Фрау Беата тоже воскликнула:
– Что вы говорите? Вы сошли с ума!
Улыбка мелькнула на губах Глейхена. Покачав головой, он отвечал совершенно спокойно:
– Ничуть, война проиграна. Это так же верно, как то, что реки текут в моря. Война ведется с помощью нефти, стали, идей. Всего этого у наших противников больше, чем у нас!
Тут фрау Беата вскочила и, торжествуя, так стукнула ладонью по столу, что вся посуда зазвенела.
– Подождите минутку! – крикнула она. – Вот вы и попались в ловушку, господин Глейхен! Криста, где письмо «неизвестного солдата»? Это письмо рассылается многим в городе.
– Я получил его, – заверил Глейхен. – Оно мне знакомо.
Фрау Беата положила письмо на стол перед Глейхеном.
– Как странно, – воскликнула она, – в нем сказано то же самое, в тех же выражениях!
– Что же тут странного? – улыбнулся Глейхен. – Я цитирую слова «неизвестного солдата» потому, что считаю их правильными. А правда лучше всего выражается одними и теми же словами.
– Вы, значит, придерживаетесь того же мнения, что и «неизвестный солдат»? – спросила Криста. – А паши успехи в Польше? И в Норвегии? Это, по вашему, дела не меняет?
Глейхен покачал головой.
– Нет, нисколько, – сказал он серьезно. – Война продлится еще годы. Англия и Франция – враги страшные и упорные. Совершенно бессмысленная оккупация Норвегии еще раз показала, что мы имеем дело с безмозглым дураком. Будь у генералов хоть капля разума, они должны были бы сегодня же заковать его в цепи. Но, к несчастью, разума им не дано, они, видимо, полагают, что авантюра в Норвегии – это «великая идея», осенившая гения, тогда как на деле это дилетантская затея фантазера, который не успокоится, прежде чем не прольет последнюю каплю немецкой крови. Польша стоила нам гораздо больше крови, чем полагает немецкий народ, а знаете ли вы, сколько десятков тысяч наших матросов погибло из-за норвежской авантюры? Знаете ли вы, сколько наших отважных юношей ежедневно задыхается, тонет, гибнет в подводной войне? Сколько их разорвало на куски гранатами? Сколько день за днем и ночь за ночью гибнет в воздушных боях? Мы истечем кровью, капля за каплей!