Плюс один стул
Шрифт:
Еще одна причина, по которой отец не смог приехать на свадьбу, показалась Пете совсем нелепой.
Отец позвонил ему из травмпункта и несчастным голосом сообщил, что сломал руку во время утренней прогулки по парку. Упал на ровном месте, на ровной дороге и вот так неудачно. И главное, на правую руку. И теперь совершенно непонятно, как он будет управляться. Ведь ни поздороваться, ни столовыми приборами воспользоваться. Сейчас сделают рентген, и остается только надеяться, что перелом без смещения. После этого звонка Петя получил еще штук двадцать эсэ мэсок с отчетом – перелом оказался, естественно, со смещением, как и следовало ожидать, но отец отказался вправлять, потому как тогда гипс придется носить пять недель вместо четырех. И совершенно непонятно, как в этом гипсе принимать душ. Возможно,
А Петя в очередной раз удивился, насколько мало отец о нем знает и как можно было настолько не интересоваться жизнью собственного сына, чтобы не помнить, что и у него была сломана рука.
Когда Петя из шушуканья, слез и причитаний бабушек узнал, точнее, догадался, что родители развелись, изрядно перед этим помучив друг друга, и нет никакой надежды на то, что они будут жить все вместе, он подошел к стене и ударил кулаком. Два дня молчал, пряча больную, распухшую руку. Бабушки, обеспокоенные другой темой, не замечали беды, которая произошла под носом. И если бы не Сашка, специалист по переломам, ломавший ноги на велосипеде, руки на футболе, неизвестно, что бы было. Приятель, взглянув на Петину руку, с десяти шагов поставил диагноз: «Или трещина большая, или перелом. Надо гипсовать». И это решительное «гипсовать» очень понравилось Пете. Он даже был рад, что догнал друга хоть в этом. Теперь и ему, как нормальному мальчишке, будет что рассказать: «Да, ломал, нормально, терпимо, ерунда». Сашка внимательно выслушал объяснения о том, что Петя «влепил в стену», и поклялся никому не говорить, что травма-то была детская, можно сказать, случайная и уж совсем не героическая. И они вместе придумали легенду, что Петька свалился с Сашкиного мопеда. Ну как Сашкиного – его дядьки. Сашка пользовался мопедом, когда дядька напивался в хлам. После обсуждения всех нюансов версии Сашка торжественно проводил Петю к бабушкам и взял переговоры на себя.
– Баб Дусь, – обратился Сашка к Евдокии Степановне, поскольку с ней «было проще», по его собственному выражению, – Петьку бы к врачу. А то у него рука распухла. Как моя нога стала. Вот посинеет – и все, кирдык. И пальцами не ворочает. В тубзике у нас заперся, а открыться не смог. Пришлось дверь с петель снимать. Вы бы глянули, что ли…
То ли на бабу Дусю произвел впечатление «посиневший кирдык», то ли «тубзик», что, кстати, было чистой правдой – Петя действительно не смог открыть задвижку, но Евдокия Степановна кинулась к внуку, закричала, забегала, наорала на него и заодно на Сашку, пообещала доложить дядьке про мопед (хотя о мопеде бабушке и слова не было сказано) и с помощью того же дядьки отправила внука к врачу.
Там Пете тоже было хорошо – с Сашкой и его не совсем протрезвевшим дядькой. В травмпункте их приняли как родных, без очереди. Сашкин дядя пожал врачу руку и сунул ему в карман деньги. Петьку быстро отправили на рентген к маленькому смешному человечку, который разговаривал, как женщина – жеманно, высоким голосом.
– Выйди, – сказал врач Сашке, который присел на кушетку с видом искушенного пациента.
Сашка не стал спорить и вышел в коридор. А Петя хотел крикнуть ему, чтобы не уходил, не оставлял его один на один с этим странным доктором. И, пока тот настраивал аппарат, Петя с радостью увидел на его пальце обручальное кольцо и успокоился – раз у этого лилипута есть жена, значит, есть и дети, и он нормальный. Лилипут встал на маленькую скамеечку, водрузил на Петю защитный жилет и принялся командовать:
– Положи руку так, нет, поверни.
И рядом не было Сашки, чтобы спросить – все ли правильно делает врач?
Потом, уже в кабинете у травматолога, Петька с удовольствием слушал мужские рассказы о гипсах. Особенно ему понравилось, когда дядя Сашки рассказывал
Как ни странно, версия про мопед прижилась, и Петька с гордостью расхаживал в новом гипсе. Единственным минусом было то, что бабули, особенно баба Роза, стали его мыть, как маленького. Петя задирал руку в гипсе наверх, прикрывался как мог, но молчал и терпел. Сашка, который знал про то, что Петьку моют бабушки, хоть и ржал, но по-доброму. И Петя был уверен, что друг его не выдаст. И ему даже удалось забыть, что стало причиной перелома. Забыть так надолго, что, если бы отец не напомнил, Петя бы и не вспомнил про свой гипс.
В очередном письме отец сообщил сыну, что новый гипс из современных материалов успешно наложен, но совершенно себя не оправдывает – его приходится сушить феном, подклеивать пластырь на места соприкосновения с кожей и даже мазать появившиеся язвочки зеленкой. И все это доставляет массу, массу неудобств!
Отец подробнейшим образом описывал меры предосторожности, которые предполагал новый чудо-гипс, главное из которых – не держать руку на торпеде машины в жаркий день. Может расплавиться. Гипс плавился, превращаясь в пластилин, от высоких температур, будь то кипяток, горячий воздух из фена или вот – раскаленная торпеда машины.
«У тебя же нет машины», – ответил Петя и по долгому молчанию догадался, что отец обиделся и возмутился его черствости и попытке пошутить.
Петя сделал над собой усилие и написал непривычно длинное письмо отцу, в котором рассказал про травматолога из деревни бабы Дуси, про свою сломанную руку и про «пусть на яйца наложит». Но отец шутки не оценил и ответил скупо: «Избавь меня от подобных пошлых историй».
Петя пожал плечами и закрыл почту – не вопрос, избавить так избавить. Он хотел как лучше.
Но перед самой свадьбой, за неделю, он заехал к отцу – тот сам вызвал его, чтобы вручить подарок. Жены и дочек не было, и Петя вздохнул с облегчением. Отца он обнаружил на кухне, тот сидел над кастрюлькой с водой и с сосредоточенным видом шевелил пальцами.
– Разрабатываю руку, – пояснил отец, не отрываясь от процедуры, – в соленой воде. Ничего лучшего пока не изобрели. Очень больно и неприятно, должен признать. Неизвестно, когда восстановится. Врач сказал, что опухоль может держаться до полугода. И руку нельзя напрягать. Вон, на полке лежит конверт для тебя. Передавай от меня поздравления невесте. – Отец осторожно побултыхал пальцами в воде. – Дай мне чайник, пожалуйста. Вода должна быть сорок градусов.
Петя подал чайник, взял конверт, решив не заглядывать.
– Ксюша, – проговорил он.
– Что? – не понял отец. – Какая Ксюша?
– Невесту зовут Ксения, – объяснил Петя.
– Да, я помню, конечно. – Отец подлил в кастрюльку горячей воды из чайника. – Передавай поздравления Ксении. Жаль, что мы друг другу не представлены. – Отец сказал это язвительным тоном, но Пете было все равно. Не в первый раз.
Да, знакомство с родителями так и не состоялось. Наверное, нужно было как-то все организовать, но у Пети не было никакого желания придумывать «многоходовки» и соблюдать приличия. Баба Роза была бы крайне недовольна. Крайне. Она наверняка бы придумала, как все устроить. «Многоходовки» – слово бабы Дуси. Когда Роза Герасимовна рассуждала, как лучше все устроить – будь то переезд на дачу, расписание занятий для внука, Евдокия Степановна называла эти «размышлизмы» «Розиной многоходовкой».
– Вот вы вроде умная женщина, а смотрю, глупее меня получаетесь, – шутила баба Дуся и быстро предлагала решение проблемы, что неизменно приводило в восхищение Розу Герасимовну. Решения бабы Дуси отличались простотой и бесхитростностью.
– Как погода наладится, тогда и поедете. По настроению, – говорила баба Дуся сватье, которая никак не могла решить, на какой день наметить дату переезда.
– Как же Петечку лучше везти? – не успокаивалась Роза Герасимовна. – Опять беспокоить Сергея, чтобы попросил своего друга с машиной, или заказать такси? Хотя нет, это дорого, и Петечку может укачать. Или доехать на автобусе до электрички, а уже здесь, от станции, ловить попутку?