Плюс один стул
Шрифт:
– Вы мой портфель не видели? – спрашивал он у водителей, которые его узнавали.
Те участливо пожимали плечами.
– Вы мой портфель не видели? – спрашивал он у пассажиров, которые смотрели на странного мужчину с интересом, ненавистью, раздражением, злостью, сочувствием, жалостью. В их взглядах читались все те чувства, которые может переживать человек в общественном транспорте.
Сергей между тем впадал в настоящую панику. Страх от потери портфеля поутих и сменился еще большим опасением – заблудиться и не добраться до дома. Он был знаком с этим чувством – когда болел зуб, он упал и растянул руку, и рука болела сильнее зуба, что позволило ему отвлечься на большую боль, забыв о меньшей.
Сергей привык
Портфель, конечно же, не нашелся. Сергей на вялых ногах, с разыгравшейся межреберной невралгией, которая заставила его сложиться пополам, вернулся домой ни с чем. Жена вяло отреагировала как на сообщение о невралгии, так и на новость об утрате ценного портфеля.
Весь вечер Сергей посвятил тому, что составлял график движения автотранспорта в обратном направлении – от работы до дома, чтобы лучше ориентироваться на местности. На отдельный листок он выписал телефоны диспетчерских и справочных служб и, вконец измотанный, уснул тяжелым, беспокойным сном.
Петя получил от него письмо, в котором отец подробно описывал свои злоключения, и ответил как всегда коротко – «забудь, никто не вернет, купи новый». Наверное, отец обиделся…
На следующее утро, страдая от обиды, недосыпа и невралгии, Сергей решил поехать на метро. Вначале он прогулялся по парку, правда без особого удовольствия, и даже не испытал радость, когда оказался в почти пустом вагоне.
И еще два дня ему потребовалось на то, чтобы пересилить себя и снова воспользоваться наземным транспортом – на остановку он шел с тяжелым сердцем, как будто любимый трамвай оказался предателем, а излюбленный маршрут – ложной дорогой.
Правда, надо заметить, лекции Сергея Александровича без привычных листочков стали интереснее, живее – студенты вдруг проявили интерес к предмету, а он стал получать удовольствие от отступлений, рассказов «не по теме» и споров. Опять же, работа со слайдами и программа «Пауэр пойнт» оказались не такими уж сложными, а даже удобными – до такой степени, что Сергей написал Пете письмо с просьбой помочь сделать презентацию.
Сын без особого рвения и старания быстро сварганил слайды и переслал отцу, получив от него восторженное благодарственное письмо.
Утром, понуро сев в автобус, Сергей поехал привычным маршрутом, испытывая всю гамму чувств, на которую был способен в столь ранний час. И даже трамвай показался ему совершенно непривлекательным, грязным, трясучим, с неудобными сиденьями и раздражающей, очень раздражающей бегущей строкой где-то под потолком – нововведением, которого он раньше не замечал.
Он уже доехал до института, приняв окончательное решение составить другой маршрут, когда в вагон вошла старушка с сумкой-тележкой на колесиках и этой сумкой быстро согнала молодого парня, который устроился на ближайшем сиденье. Лицо пожилой женщины Сергею показалось знакомым, но он был слишком разочарован и расстроен, чтобы сосредоточиться. И изменил собственным принципам – не встал, а продолжал сидеть, разглядывая пейзаж за окном.
– Ну наконец-то! Где ж ты был? Я ж тебе не девочка, за тобой бегать! Третий день таскаюсь с твоим чемоданом! – Пожилая женщина подошла к Сергею и начала копаться в сумке.
– Чемоданом?
– Ты уж прости, я посмотрела, почитала, очень интересно. Но все туточки. В целости и сохранности. Я ж думала, ты сразу поедешь, а ты вон как… Хоть бы телефон написал где. Или адрес. Я уж всех обспрашивалась, никто тебя не видел. – Она достала Сергеев портфель и торжественно ему вручила.
– Спасибо, – сказал он, не веря своим глазам.
Откровенно говоря, эта женщина ему совсем не нравилась. Пару раз она наезжала своей сумкой ему на ноги, и пребольно. Садилась всегда справа, в проходе, выставляя сумку – сейчас он это вспомнил. А если «ее» место было занято, то решительно всех сгоняла. Бабуля очень любила поговорить, раздавая советы направо и налево. От нее Сергей совсем не ожидал такой заботы. Конечно, ему было неприятно, что незнакомая женщина рылась в его бумагах, но в то же время льстило, что она нашла его лекции интересными.
Он взял портфель, поклонился ей, не зная, как еще выразить признательность, и вышел остановкой раньше нужной – от переизбытка эмоций. И остаток дороги, которую пришлось проделать пешком, он думал о том, как распорядиться содержимым портфеля. Вернуться к лекциям, в которых годами не менялось ни буквы, или продолжать «рассказывать»? Это было сложное решение, ведь избавиться от папки на тесемках, потрепанной, почти истлевшей, не поднималась рука. Но отказаться от «экспериментов», как называл свои новые лекции Сергей, приносивших удовольствие, молодецкий задор и необъяснимую жажду, силу, волю, счастье, обратную связь, адреналин, он тоже не мог. В аудитории было непривычно много народу, и это решило его внутренний спор – он травил байки и радовался, когда студенты хохотали. И под конец даже рассказал о личном – о потере портфеля с лекциями, сорвав аплодисменты. Он кланялся, стоя за кафед рой, и смеялся вместе со студентами. Опять же, его презентация, усилиями Пети, имела успех. Студенты записывали, не задавали глупых вопросов, поскольку все было понятно, а ему оставалось только щелкать мышкой, демонстрируя владение современными технологиями. Он был очень, очень горд собой.
Придя домой, Сергей даже написал пространное письмо Пете, с подробнейшим описанием поисков портфеля. И спрашивал совета – как ему поступить? Не жалко ли выбрасывать лекции, которые вдруг случайно, неожиданно, оказались ненужными? Или все же выбросить? В глубине души он надеялся, что Петя отговорит его – попросит лекции почитать, взять на хранение. Отцу было бы приятно. Говоря честно, он очень на это рассчитывал. Но Петя ответил сухо: «Делай, как хочешь».
И Сергей долго сидел над этим «как хочешь», объясняя себе, что у сына просто нет привычки к письму, что он ничем не отличает от его студентов, которые разговаривают на птичьем языке, отрицают запятые как знак препинания и игнорируют прописные буквы после точек в работах. Петя писал так же, выражая эмоции или дружелюбным «хаха», или удивленным «ого». Или просто писал «ок», что означало – письмо отца получено и прочитано. К этому сына Сергей тоже приучал очень долго, обижаясь, выясняя, почему нельзя соблюсти нормы элементарной вежливости – ответить, подтвердить получение, поддержать переписку. Он и предположить не мог, что Петя просто не знает, как ему отвечать, боясь обидеть неосторожным словом, а обидчивость была Сергею свойственна. Более того, обидчивость, подкрепленная злопамятностью и, можно сказать, даже мстительностью. Студенты об этом прекрасно знали и старались не задевать преподавателя.
Петя и в себе замечал эти качества – с неудовольствием, но и некоторой гордостью. И даже оправдывал себя – это не он, не его натура, это от отца. Обиды он прекрасно помнил, но не мстил. Для мести нужна была сила, другое внутреннее устройство, которым Петя не обладал. Или ему было лень, а месть и злопамятность все же подразумевали некоторые усилия. Нет, Петя не был ни мягкотелым, ни отходчивым. Он был скорее скупым на бурные эмоции, что многие принимали за равнодушие. Бабушки, каждая по-своему, на свой манер, научили его главному – не злиться, не таить злобу в душе и сердце. И этот урок Петя усвоил прекрасно. Так что себя он считал в принципе хорошим человеком, уж не хуже многих.