Плюс пятнадцать ради успеха
Шрифт:
— То. Можешь бросать работу, Соколова, — он небрежно оттолкнулся от стены и развернулся, чтобы вернуться в палату мальчика. — Какой с тебя секретарь? Увольняйся, покатайся по миру в оставшиеся каникулы — можешь теперь себе это позволить. Кое-что ты уже заработала. А сегодня на счет твоего отца вернутся деньги, которые он заплатил за операцию Прохора. Модель из тебя не вышла, а вот путешественник еще вполне может получиться.
— Любопытное досье.
— Как видишь, не только твои родители умеют собирать факты.
— А про меня — это все или
— Все, Соколова, расслабься. Кому интересна история о том, как тебя ради карьеры бросил один красавчик?
— Действительно, никому, — улыбнулась я нежно. — Тем более что это я его бросила.
Моя злость вспыхнула и все же нашла оптимальный выход.
Костик успел лишь моргнуть, а уже лежал на полу. А я нажимала туфелькой на его шею, чтобы не рыпался. И он знал, что если я нажму чуть сильнее… В общем, он был удивительно спокоен и тих, и даже в состоянии меня слушать.
— Какой из меня секретарь — решать не тебе, а моему руководству, — холодно, как, собственно, мое руководство, ответила я на все его предложения. — Попытка перекинуть деньги на счет моего отца и выставить это потом как взятку не пройдет, потому что деньги перечислялись анонимно и умными людьми, которые привыкли часто общаться с подонками по долгу службы. На лечение Прохора можешь деньги отправить — лишними они точно не будут. И да, модель из меня, может, и не вышла, да и отсутствие тренировок дает о себе знать, но падение с высоты своего самолюбия таким типам, как ты, я могу обеспечить. Я понятно говорю?
— Соколова… — Тумачев раскинул в стороны руки и улыбнулся словно блаженный. — А у тебя аллергии на больничные простыни нет? Впрочем, ради тебя я могу и шелковые купить. Такая страсть! Такие ножки! А эти шпильки… у меня сразу столько фантазий…
Было достаточно взглянуть в его хитрющие глаза, чтобы понять: на полу он только благодаря эффекту неожиданности. И в любой момент мы легко можем с ним поменяться местами — с учетом, как он легко скрутил мою боевую подругу. Но по каким-то причинам он до сих пор этого не сделал, более того разлегся с удобствами — закинул ногу на ногу, а руки за голову. И все так же рассматривал меня снизу.
— Что здесь происходит? — вышел из палаты дядя Саша, а следом за ним выскочила встревоженная Лариса.
— Ничего, — я убрала туфельку с горла Тумачева и обернулась.
Тут же неведомо откуда к нам подбежал врач, которому, скорее всего, неплохо заплатили родители Костика, и стал расспрашивать, что да как, и почему он лежал на холодном полу.
— В столб врезался, — отмахнулся псевдобольной, а когда врач ушел, внимательно посмотрел на меня, прикинул что-то в уме и выдал: — Я сражен, Соколова. Так и быть! Шелковые, с ручной вышивкой, и все серьезно на целых три дня!
— Балбес! — все же признала его больным и направилась обратно в палату.
— Ты мой самый смелый и отчаянный хлюпик! — перехватив по пути, Лариса меня обняла и поцеловала в макушку.
— Так… — послышалось сзади задумчивое. — Ладно, раз вы так неразлучны…
— Редкое признание для мужчины, — обернувшись, я посмотрела на Тумачева.
— Да и мужчина перед тобой — эксклюзив, — он весело подмигнул, словно прося не злиться, обошел меня и уселся рядом с Прохором.
Я тоже села у кровати, и тоже общалась с мальчиком. А Костик балагурил и иногда нес такую редкую чушь, что невольно улыбались все. Даже дядя Саша. Даже Лариса. И даже я. И как-то, слушая его, забывалось, что у нас конфликт, неприязнь и непонимание.
Зато я понимала, почему Прохору хочется с ним общаться. И видела, что мальчик к нему начинает тянуться. И понятия не имела, что с этим делать. И стоит ли что-то делать, если все искренне?
Ну… вдруг?
Глава № 44
Целую ночь я убеждала себя, что ничего особенного не произошло, и я могу спокойно работать дальше. Под пристальным вниманием Ковальских, под градом его постоянных язвительных замечаний — я к ним не только привыкла, но, как начинающий наркоман, стала в них находить некое удовольствие. Но все же я наивно полагала, что несколько безрассудных поцелуев не приведут к существенным переменам.
Увы и ах…
Перемены я заметила, едва вошла в бизнес-центр. Все, кто проходили мимо, старательно улыбались, здоровались и едва ли не кланялись. А еще пытались обязательно включить в приветствие мое имя.
— Добрый день, Ева… Здравствуйте, Ева… — то и дело доносилось от незнакомых людей.
Опешив, я поначалу просто кивала. Потом речь прорезалась, а логика выдала подсказку, и, отвечая на ходу любезностью на любезность, я поспешила к охраннику Петру.
— О, а что у тебя такое лицо? — поинтересовался он вместо приветствия и ехидно добавил: — Ева…
— Пытаюсь понять, что происходит вокруг меня?
Став рядом с Петром, я обернулась, и поток приветствий и улыбок возобновился.
— А что тут понимать? — хохотнул он. — О таких окладах, как здесь, многие и мечтать не могли. Что им теперь выдержать урок вежливости от босса? Пара седых волосков — не более. А вот если они урок не усвоят… Ева… Босс дважды не повторяет… Ева…
— Перестань, а? — беззлобно попросила мужчину. — Мне, конечно, нравится мое имя, но всему есть предел.
— Ну, коне-ечно, — протянул он обиженно. — Как это перестань? Мне, может, зарплату не так давно повысили. Я, может, тоже теперь доволен условиями, и перестать? Нет, Ева, тут или терпи, или… Наверняка, у тебя зарплата повыше, чем у меня, так что — никаких «или», терпи.
— Здравствуй, Ева, — раздалось позади меня очередное приветствие.
— Добрый день, — устало и в сотый раз ответила я, а потом голос показался смутно знакомым и, обернувшись, я взглянула на Артема Калинского. — Ой… здравствуйте!