Плюс пятнадцать ради успеха
Шрифт:
— Пока без повода, — обернувшись, Лариса весело подмигнула. — Но что-то мне подсказывает, что повод будет! Будет, вот увидишь, мой самый смелый и отчаянный хлюпик!
Я улыбнулась. Водитель бросил на меня взгляд в зеркало и облегченно выдохнул, увидев, что скандала не прогнозируется. А Корнев, теперь уже и я рассмотрела, что это он — начал медленно, и сильно прихрамывая, спускаться по лестнице…
Лариса его страданий не видела — она вовсю болтала с водителем о футболе, который очень уважал ее папа. А потом, когда мы промчались мимо белого лимузина, открыла окно и визжала от
— Смотри… — спустя пять минут пробежки, прошептала она с замиранием и кивнула куда-то вперед.
Я посмотрела на незнакомых прохожих, на поток иномарок, а вот когда подняла голову вверх…
Я увидела совершенство.
На боку одного из высотных зданий был не баннер и не картина, а настоящее произведение искусства. И на нем была изображена моя подруга, моя самая красивая подруга — в изумительном платье цвета неба. Она сидела на облаке, смотрела на двух симпатичных мужчин и никак не могла выбрать, кто из них лучше. А ее уверенный взгляд и улыбка говорили всем, кто проходил мимо и, любуясь, смотрел на нее: мне нечего торопиться с выбором, я знаю, кто мне нужен на самом деле… потому что я — это я…
— Лариса… — я смогла говорить только спустя минут десять, не раньше, порывисто обняла ее и снова уставилась на рекламу на торце дома. — Лариса, ты…
Я замолчала, переживая восторг. И услышала рядышком облегченный выдох.
Да, она волновалась. И потому, что это ее первый опыт. И потому, что знала, как об этой работе мечтала я. А потом она увидела, что я не завидую, а радуюсь за нее, и что это искренне.
— Что скажешь, Ев? — тихонько прошептала она.
— А-бал-денно! — я повторила ее слова и добавила немного своих: — Вот не зря ты столько тренировалась. Я всегда знала, что на батуте можно подпрыгнуть довольно высоко, но даже не предполагала, насколько!
Мы дружно рассмеялись.
Еще минут двадцать полюбовались невероятной красотой и сели обратно в машину. Я хотела в больницу, а Лариса — домой, но потом она решила, что пора мальчику увидеть, с кем я дружу, и тоже вызвалась поехать к нему.
Когда мы вышли у больницы, водитель настаивал на том, чтобы нас дождаться, но я уговорила его уехать. Я ведь здесь не на пять минут, я надолго — чего человеку портить вечер после рабочего дня?
Лариса, не участвуя в наших переговорах, ушла немного вперед. Я, довольная, что удалось настоять на своем, двинулась следом за ней.
— Ева Кирилловна! — догнал меня водитель. — Простите, чуть не забыл. Матеуш Леславович просил передать, что ваше домашнее задание остается прежним.
Я поначалу удивилась, а потом вспомнила…
— Спасибо, Назар, — поблагодарила мужчину. — До свидания.
— До свидания, Ева Кирилловна.
И только когда он ушел, я позволила себе волю в чувствах и застонала. Нет, ну надо же…
И не забыл ведь!
И ведь напомнил!
Домашнее задание… Он хочет, чтобы я тренировалась называть его только по имени!
Имя… Какое имя?!
Питон он!
Точно питон!
Глава № 43
Лариса так быстро шла по коридору больницы, что я практически бежала за ней и видела перед глазами только шлейф ее длинного белого платья.
— Что? — обернувшись и заметив мою улыбку, поинтересовалась она.
— Да вот пытаюсь понять, что тебя окрыляет. Успех или любовь?
Рассмеявшись, она остановилась, дождалась, когда я ее догоню, и вытянула вперед одну ногу, продемонстрировав новые босоножки на удобной платформе.
— Подарили после сегодняшних съемок.
— Значит, все же любовь…
— Простое везение, — не согласилась она. — Корнев сказал, что теперь, когда они так старательно мною разношены, их ни одна модель обувать не захочет. Так что я просто взяла то, что он собирался выбросить.
Чуть склонившись, я присмотрелась к обуви, но тут и с дальнего расстояния было видно, что цена у них слишком высока для обычных урн. К тому же…
— Иногда на показах не хватает обуви, и модели не крутят носом — буду обувать или нет. Обувают и идут в том, что есть, — поделилась я мыслями. — Иногда обувь на пару размеров меньше, иногда больше, иногда из этих же туфель только что вынырнула другая модель. Но это никого не волнует.
— И что ты мне хочешь сказать?
— Что это подарок.
— Ну конечно! — не поверила Лариса, а потом чуть смущенно промямлила, начав крутить кончик косы: — С чего бы это?
И не дожидаясь ответа на свой элементарный вопрос, снова вырвалась далеко вперед. На этот раз я не пыталась ее догнать — номер палаты, где лежит Прохор, она знает, так что не потеряется, зато быстрая ходьба немного ее остудит.
Я же, проходя мимо палаты Тумачева, еще больше замедлилась: почему-то представилось, что он узнает меня по стуку каблуков, и вообще только и ждет, чтобы снова сцепиться. Мне же портить себе настроение не хотелось.
Но нет, повезло!
Я спокойно прошла дальше по коридору; услышав звонкий голос Прохора, улыбнулась и птицей влетела в палату…
Сначала меня удивило, что Лариса стоит практически у двери. Ну да, промелькнули мысли, что с мальчиком они не знакомы, но он быстро располагает к себе, достаточно увидеть его улыбку, чтобы барьеры разрушились… А уже потом я перевела взгляд на кровать Прохора и отметила, что к нему пришли. И что смеется он, разговаривая не с кем-то из соседей по палате, а со своим гостем. А гость его — Тумачев!
Меня буквально пронзило желанием вытолкать одногруппника из палаты, а потом рассказать Прохору, кто это был. Но едва взглянув на мальчика, я поняла, что он знает. Знает, что человек, сидящий на его кровати — это тот самый водитель, который сбил его. Тот самый водитель, по чьей вине он на всю жизнь мог остаться инвалидом.
Он знает… И это не мешает ему с ним общаться, не мешает смеяться над его шутками.
Приложила ладонь к горлу, почувствовав странный спазм, опустила голову, пережидая спонтанный приступ легкой дурноты, машинально взяла протянутую бутылочку минеральной воды, опустошила и…