Плывущая женщина, тонущий мужчина
Шрифт:
Как бы повела себя Мисудзу, не зайди он сегодня к ней? Рванула бы одна в Осаку? Или, как все эти десять последних дней, продолжала бы, упиваясь тоской, поливать цветочки в висящем над обрывом доме? Конечно, он со своей неуемной энергией подоспел как нельзя кстати, но что в действительности у Мисудзу на уме – скрыто в густом тумане.
Тупик
Видимость по всему окоему чуть ли не нулевая. Взявшись за непривычную для себя роль лоцмана, не ведая при этом ни тайного умысла старшего брата, ни желаний его жены, Итару опасался, как бы ненароком не угодить в кровавую бойню. И было предчувствие, что все ключи в руках женщины с фотографии.
– Сестрица, не проголодалась?
Чуть за полдень они сели в Новой Иокогаме на скорый и долгое время молчали, каждый приводя в порядок свои спутанные мысли; наконец, возбужденный тележкой с едой, которая назойливо курсировала взад и вперед по вагону, Итару прервал молчание:
– Съешь что-нибудь?
– Нет, спасибо. Может, ты себе что-нибудь возьмешь?
– Лучше бы поесть. В Осаке, возможно, будет не до еды.
– Ты прав. Разве легкое что-нибудь…
Итару передал невестке суси со скумбрией и чай, себе взял пиво и рис с жареным угрем и тотчас набросился на еду. У Мисудзу, кажется, совсем не было аппетита – за то время, что Итару подчистую умял свою порцию, она одолела лишь один рисовый колобок.
– Если не хочешь, я помогу, – сказал Итару и забрал себе то, что она не осилила.
– Так что же сказала матушка?
– Тебе интересно?
– Конечно.
Вообще-то рассказывать особенно было нечего. Ведь Итару так и не выведал у невестки того, что интересовало мать. Она была уверена, что между супругами произошла серьезная ссора. И на свой лад выстроила причинно-следственную связь: не будь ссоры, брат не ушел бы из дома. Но при всей своей толстокожести Итару понимал, что проблемы, возникшие у супругов, одними логическими выкладками не разгадаешь. Это вам не детективный роман.
– Я сказал матери, что брат, бросив все, поспешил на помощь другу. Заверил, что скоро все уладится. И убедил ее, что ваши отношения здесь ни при чем, это ее успокоило.
То была ложь во спасение. В действительности он сказал матери: «Судя по всему, он ей изменил».
Мать пустилась причитать по своему обыкновению. Мол, Мисудзу с самого начала пальцем о палец не ударила, чтобы привязать мужа к семейному очагу, а Мицуру такой недотепа: раз оступившись, не сможет вернуться назад. И пошло-поехало. К счастью, Итару уже клевал носом.
Невестка не стала больше ни о чем спрашивать, достала из черной сумочки карманную книжку и начала читать с заложенной страницы. Судя по всему, она в последнее время перечитывает Дзюнъитиро Танидзаки. Итару сказал, что читал его повесть о человеке, который испытывал высшее наслаждение, когда его мучила слепая учительница игры на сямисэне; он стал ее рабом и, дабы навечно скрепить эти узы, выколол себе глаза.
– Хотел бы я взглянуть на красотку, способную внушить мужчине подобную страсть! – добавил он, рассмеявшись.
Невестка захлопнула книжку и резко сказала:
– Достаточно раз от себя отречься, чтобы неминуемо пойти ко дну.
Итару не сразу понял, что она имеет в виду, и, посмотрев на нее, спросил:
– Ты о выколовшем себе глаза?
– Со всеми так. Большинство людей, вовремя спохватившись, поворачивают с полпути назад, но тому, кто заблудился, при всем его желании, обратной дороги нет.
Невестка пробормотала это, устремив взгляд в пустоту, точно сия истина была написана в воздухе и она ее прочитала. Ее слова странно напоминали то, что мать изрекла накануне вечером, и Итару невольно переспросил:
– Ты о брате?
Мисудзу встрепенулась.
– О герое повести Танидзаки… – сказала она. – И тот, кто стал рабом слепой женщины, и безумный старик, влюбившийся в жену своего сына, и мазохист, вожделеющий тэмпуры, [2] – всеми ими овладела какая-то неодолимая сила. Только я начала читать Танидзаки, Мицуру уехал в Осаку, и с тех пор о нем ни слуху ни духу. Я точно сама накликала это роковое совпадение. Не удивлюсь, если он взялся учить осакский диалект. Так же как в случае с Танидзаки, когда столичного жителя влечет в Кансай, [3] не вызвано ли это неодолимым желанием вернуться обратно, в утробу матери? В атмосфере Кансая еще сохраняется нечто смутное и невыразимое. Давнее, свербящее воспоминание. Думаю, он нарочно уехал в Осаку, чтобы у мамочки был еще один повод его отругать. Типичный столичный извращенец – чем сильнее его мучают, тем ему слаще.
2
Тэмпура – ломтики рыбы и овощей, зажаренные и тесте.
3
Кансай – название района, включающего Осаку и древнюю столицу Японии Киото с прилегающими префектурами.
На что Итару сказал безучастно:
– По-твоему, брат тоже, что ли, к этому склонен?
И тут же, точно на гребне собственных слов, вспомнил, как Мицуру однажды отозвался о друге Итару, уроженце Осаки: «Выходцы из Кансая мастаки разыгрывать простодушие. Вроде бы говорят искренне, а в действительности искусно скрывают свои помыслы. Поэтому в житейских делах они обычно выходят победителями. Допустив оплошность, они всё обращают в шутку, а если шутка остается непонятой, начинают ни с того ни с сего объясняться в любви. Эти парни ухитряются ловко устроиться в мире, где никто не понимает, что, собственно, они хотят сказать. Лично я им завидую. Ты, Итару, ближе к ним, чем к жителям Канто. [4] Предки матери из Кансая. Ты унаследовал кровь матери, да еще поднабрался от своих осакс-ких друзей, поэтому мы с тобой такие разные».
4
Канто – название района, включающего Токио и соседние префектуры.
Осакский друг, о котором говорил брат, и сам заявил Итару: «Ты явно наших кровей». Теория брата в какой-то степени попала в точку. Но как бы он ни кичился своей теорией, в Осаке его всегда будут обводить вокруг пальца.
– Сестра, ты слышала – как сойдутся два жителя Осаки, сразу начинается шутовская перепалка, точно они разыгрывают какой-то фарс?
Немного помедлив, невестка сказала:
– Все потому, что в осакском диалекте слова так резво слетают с языка, что кажется – слушаешь оперу Россини.
– Ну, не знаю, как насчет Россини, но, не сговариваясь, один из них с ходу начинает «подкалывать» другого, а тот в ответ прикидывается простофилей. Даже когда это доходит до абсурда, оба довольны.
– В этой паре ты тот, кто позволяет себя легко обманывать, да?
– Если выбирать, да, наверно, так… А брат с детства вел себя как умудренный опытом старичок.
– Хотела бы я послушать, как он изъяснялся в детстве.
– Да и вообще был ли он когда-нибудь ребенком?
В самом деле, знает ли брат, что такое беззаботное детство? Не припомнить, чтобы он был чем-то страстно увлечен. Как будто на земле не нашлось ничего, что могло бы его прельстить – ни красоты, ни счастья.