По чистым четвергам…
Шрифт:
— А вот и ваша остановка, — сказала Елена Николаевна и взглянула на продолговатые наручные часики. — Ого, уже начало двенадцатого.
— Как, уже двенадцатый час? — удивился Тихомиров, впервые не заметивший быстро пролетевшего дежурства. — Однако заболтались мы с вами, Елена Николаевна.
— До свидания, — она поудобнее перекинула ремешок сумочки через плечо и взмахнула коротковатой, полной в локте, рукой.
— Э-э, — растерялся Тихомиров. — А как же вы? Сами доберетесь?
Лишь на какую-то долю секунды заколебалась Елена Николаевна, но и этой доли хватило для решимости Виктора Степановича проводить ее до дома.
А в этот вечер стояла над землею полная луна. Высокое звездное небо с зарницами над кромкой дальних гор безмятежно и отстранений прочерчивалось мгновенными росписями метеоритов, и стоило лишь успеть загадать желание под этот летящий из космоса свет, как все должно было исполниться — любое желание сокровенное твое…
По странной прихоти судьбы Катюхину комнату заняла ее давняя напарница по трамваю Томка. Кем она приходилась Катюхе? Подругой? Вряд ли… Врагом? Тоже неверно. А так что-то, средненькое, между тем и другим. Кроме того, Катюха никогда не забывала, кому была обязана беспамятной и непутевой первой ночью с мужчиной. Видимо, помнила об этом и Томка… Впрочем, через десять лет Томка была уже совсем не та, что прежде, и Томкой ее никто не отчаивался звать, на худой конец — Тамара Федоровна, а так все больше тетей Томой звали. Она пожелтела, некогда прекрасные голубые глаза ввалились, щеки запали, прокуренные зубы, съеденные кариесом, тоже не украшали ее. Помимо всего прочего, в движениях Томка стала суетливой, напряженно-нервной, и даже походка у нее переменилась — она уже не тянулась в струнку, как это было раньше из-за невысокого роста, а ходила ссутулившись, расслабленно вихляя всем телом.
— Вот ты, Катька, замужем, да? — говорила Томка на кухне у Тихомировых и отпивала из стакана глоток темно-красного вермута. — Так, да?
— Ну, замужем, — настороженно отвечала Катюха.
— И что вот ты выиграла? Чем ты лучше меня живешь? — Томка закуривала папиросу, по-мужски размашисто и жестко ударяя по коробку спичкой. — Тем, что у тебя короеды есть? Так я хоть сейчас могу себе из детдома взять — там у них на любые вкусы есть. Взять и воспитывать, понятно? Но зато мне ни одна скотина мозги пудрить не будет. Я сама себе хозяйка, понимаешь? Вот хочу и сижу у тебя, потому что мне это приятно, потому что я так захотела!
— Но ведь он будет чужой, — говорит Катюха, напротив которой стоит полнехонький стакан с вином.
— Кто? — Томка уже забыла, о чем только что говорила Катюхе.
— Ну, ребенок-то, из детдома…
— Подумаешь, важность какая, — небрежно отмахивается Томка и щурит от дыма папиросы обведенные синей тушью глаза. — Сегодня — чужой, а завтра уже и от родного не отличишь… Все одно, вырастут — сволочами станут!
— То-ма! — нахмурилась Катюха.
— А что, не так, что ли? — психует Томка и сильно стучит коробком по столу. — Ты думаешь, нынешние подлецы сразу вот такими и родились? Ты так думаешь? Нет, милочка, они тоже «агу» говорили, они тоже в люли-ляли играли, а как подросли, так и вышли в вонючих козлов…
— Ну, Тома, не все же козлы, как ты говоришь, есть и нормальные люди…
— Все! — почти кричит Томка. — Все до одного. Только одни умеют притворяться, а другие — нет. Понятно?! Ты ведь дура, Катька, ты ничего вокруг себя не видишь. Как квочка сидишь возле своих микробов, крылышки распустила и сидишь… А вокруг тебя жизнь идет… И твой, ты думаешь, он сейчас на работе? Посмотри, который теперь час? Девятый час уже, а работают нормальные люди до шести! Понятно?! Так где же он у тебя?
Катюха разозлилась. Она молча встала и вышла в прихожую. Взяв телефонный аппарат на длинном шнуре, принесла его в кухню и двинула по столу в сторону Томки. Стакан с вином покачнулся, и темно-красная жидкость плеснула на стол.
— Ты чего это? — сразу стушевавшись, спросила Томка.
— Ничего, — Катюха села на свое место — Звони Виктору на работу.
— Зачем?
— Звони… Узнаешь, там он или нет.
— Нет, Катя, — двинула от себя аппарат Томка, — я звонить не буду. Он скажет, с какой это стати я ему звоню? А я что отвечу?
Катюха сняла трубку и набрала номер.
— Да, — услышала она недовольный голос мужа, — слушаю.
— Ты скоро придешь? — спросила Катюха.
— Катя? — удивился Тихомиров. — Что-нибудь случилось?
— Да нет, все нормально… Хотела узнать, когда ты придешь?
— Минут через сорок буду. А дети что?
— У себя… Занимаются.
— Ну? — положив трубку, торжествующе взглянула на Томку довольная Катюха. Но та, кажется, опять забыла то, о чем только что говорила. Ее заботило теперь совсем другое.
— Что, скоро придет?
— Сказал, минут через сорок будет.
Томка засуетилась: торопливо допила свое вино и затушила папиросу в пепельнице, полной окурков.
— Мне пора, милочка.
— Сиди. Чего ты напугалась? — удивилась Катюха.
— А чего мне пугаться?! — вскинулась Томка. — Нечего мне пугаться. Просто не хочу встречаться с твоим — ну его. Вытаращит глаза и будет молчать: ни компании не поддержит, ни к себе не уйдет. Зан-нуда он у тебя, Катька, прости господи… А ты что не пьешь-то? — вроде бы как случайно заметила она полный Катюхин стакан.
— Да что-то не хочется мне. Может быть, вместе выпьем?
— Была не была, — после притворного раздумья, рубанув воздух рукой, сказала Томка, — разливай!
Катя отпила несколько глотков и взглянула на Томку: зажмурившись, высоко запрокинув голову, мучительно медленно цедила ее подруга вино сквозь зубы. Кожа на тонкой шее напряглась, и видно, как перекатываются под нею мелкие Томкины глотки…
— Ф-фу! — выдохнула Томка. — Сколь пью ее, зар-разу, а пить не научилась.