По дорогам России от Волги до Урала
Шрифт:
Каждый вечер торговцы проводят в ресторанах, где пьянствуют, играют в карты и крутят романы с заезжими певичками. После ряда громких скандалов губернатору пришлось на год запретить этим женщинам появляться в Нижнем. Поэтому в этот мой приезд амурных приключений там поубавилось, зато спиртного стали употреблять больше.
Как правило, все ярмарочные переводные векселя должны быть оплачены до конца августа, ибо 10 сентября конторы и магазины закрываются на целый год. Хотя жизнь на торговой площади после этого замирает, а город входит в привычный ритм и с его улиц исчезают ярмарочные атрибуты, нижегородский порт еще долго продолжает работать в напряженном режиме.
На сей раз я оказался в Нижнем вскоре после закрытия ярмарки,
62
«Кавказ и Меркурий» – одно из крупнейших пароходств на Волге, существовало в 1849–1918 гг.
63
Город Кунавино (позднее Канавино) в 1928 г. вошел в состав Нижнего Новгорода, ныне его Канавинский р-н.
Я ехал в плохонькой коляске с провалившимся сиденьем и попросил кучера остановиться перед зданием губернской администрации.
– Так ты опоздал, дяденька, – расхохотался кучер, – уже восемь дней как все закончилось!
Заплатив этому омерзительно грязному «племянничку», я вышел на опустевшую и безжизненную торговую площадь. Ого-го! Мне открылся вид на длинные и безлюдные улицы, заколоченные дома, над которыми летали и каркали стаи черных ворон. У ворот прямо на тротуаре спал привратник в овчинном тулупе; казалось, что он не проснется до следующей ярмарки. Его лежавшая рядом собака удивилась не вовремя появившемуся очередному иностранцу, навострила уши, но не залаяла. Я как будто попал в мертвый город, по неизвестной причине внезапно покинутый населением в самый разгар торжества.
Ярмарка – это на самом деле праздник: большие афиши, расклеенные на стенах, сообщали о театральных постановках, на прохожего смотрели портреты американских циркачей, рекламировались имена известных русских, венских и парижских певиц, выступающих в ярмарочных кабаре. Вдоль улицы стояли маленькие, одинаковые дома с чердачными окнами, а в воротах вместо ручек висели кольца. Вывески магазинов были написаны красными, синими или черными, иногда даже золотыми буквами, преимущественно на русском, реже на французском, немецком, персидском и китайском языках.
Неожиданно передо мной возник уже другой сторож и спросил, чего мне здесь надобно. Я ответил, что просто хожу, и тогда он вслед за моим кучером (только вместо «дяденьки» назвав меня «батюшкой») воскликнул:
– Ты пришел сюда слишком поздно!
Желая развеять скуку, он увязался за мной. Одет этот мужик был в большие войлочные сапоги из бараньей шерсти, серую каракулевую шапку, а его длинный широкий кафтан был подпоясан красным кушаком.
– Откуда ты будешь? – поинтересовался он.
– Из Парижа. Знаешь, где это?
– Да где уж мне! Я человек темный, но думаю, что город твой находится на юге России, куда богатые ездят гулять на всю катушку. Россия ведь так велика, что всех мест и не запомнишь!
Да, подумалось мне, он представлял свою родину намного большей, чем
– Должно быть, теперь, когда ярмарка закончилась, ты скучаешь? – спросил я.
– А то! Но не могут же эти два месяца длиться вечно, – ответил мне привратник.
– Как в этом году прошла торговля?
– Да как всегда – один день стояла хорошая погода, потом шел дождь, а мужики так и не разбогатели!
Вскоре нам повстречались двое китайцев: один старый, а другой совсем мальчишка. Они сидели на тротуаре и играли в карты. Я спросил у своего спутника, знает ли он их. Он ответил, что это торговцы из Кяхты, которые по какой-то причине не успели вовремя уехать. Мне захотелось поговорить с ними.
– Эй, твари! – крикнул им мужик. – Этот человек, вроде бы как немец, а, впрочем, черт его знает, кто он… хочет вам что-то сказать.
Китайцы не шелохнулись.
– Эти скоты, – пояснил мой спутник, – по-русски понимают хуже собак.
Я подошел к ним, чтобы узнать, во что они играют.
– Слышь, ты, – обратился к ним мужик, – скажи-ка мне, на что ты тратишь деньги, которые выманил у русских?
Китаец что-то пробормотал по-английски, но я не совсем понял смысл сказанного и переспросил его. Однако он, хитро взглянув на меня, отрезал: «А зачем тебе это? Наша игра слишком проста для европейского ума!»
Тут вдруг его партнер, молодой китайчонок, громко вскрикнул, подскочил на месте и пустился в пляс. Привратник остолбенел от удивления, а клевавшие что-то рядом вороны и голуби испуганно вспорхнули. Старый китаец хохотал от всей души, глядя на своего друга, продолжавшего скакать по кругу.
Мой спутник решил, что они оба сошли с ума. Кивнув на них, он несколько раз постучал пальцем по своему лбу, произнеся фразу, которую в таких случаях обычно говорят русские: «Так у них, оказывается, не все дома!»
Глава вторая
Казань – Татарская свадьба – Великий православный праздник
Пейзаж, открывающийся с борта судна на пути между Нижним Новгородом и Казанью, довольно скучный, чего не скажешь о творящемся на палубе парохода. А сколько интересного можно увидеть на остановках! В этих местах живут русские, татары, чуваши и черемисы. Последние встречаются реже, но о них я расскажу подробнее. Внешне их мужчины выглядят ужасно: кожа у них смуглая, нос приплюснут, лица скуласты, а глаза раскосы. Что касается черемисок, то их безобразность вообще заслуживает высокой награды: на голове они носят остроконечные колпаки, на груди – что-то вроде нагрудника, увешанного камешками, монетами и какими-то таинственными амулетами, деревянными поделками, клыками волка, медвежьими когтями и перьями коршунов и сов. В свое время черемисы были крещены, и согласно нынешней статистике относятся к православным, но мы-то хорошо знаем, что такое статистика! Эти дикари приняли навязанного им нового бога, признав его могущество и святость.
– В мире столько злых духов, что не обязательно во все их верить! – объяснил мне один черемис.
Так что христианский бог лишь дополнил и без того многочисленный пантеон их божеств. При этом черемисы до сих пор продолжают совершать в лесах свои древние шаманские обряды. Они боятся невидимых взору злых духов, которые пытаются подобраться к человеческой душе, чтобы съесть ее или обречь человека на страдания. Некоторые из нас верят в загробную жизнь, в отпущение грехов за раскаяние, но примитивным и ограниченным черемисам все это совершенно чуждо. Они устраивают жертвоприношения, поскольку признают свое бессилие перед природой, которую, не понимая, обожествляют. Они, как и все отсталые народы, считают бога жестоким и античеловечным. Когда они женятся, то, прежде чем отправиться к русскому священнику, посещают своего колдуна. Если супруги хотят развестись, их привязывают спинами друг к другу, и старейший сельчанин разрезает веревку ножом. Считается, что после этого они совершенно свободны.