По древним тропам
Шрифт:
Сопахун замолк. Он сидел понуро, исподлобья, неподвижно глядел на свои вытянутые ноги. Его жилистые, буро-черные руки с твердыми, неразгибающимися пальцами, словно безжизненные, лежали на коленях.
Зордунбай пристально посмотрел на старика и не увидел на его изможденном лице ни малейшего движения. Беспокойно блестели только одни глаза, глубоко ввалившиеся. Изрезанное морщинами лицо его было обветренно, высушенно и черно.
Зордунбай решил изменить свой первоначальный замысел. Его решительное требование возвратить деньги произвело впечатление: Сопахун не хотел расставаться со ста шестьюдесятью юанями. Теперь не стоит разговаривать
— Об этом, Сопахун-ака, вы мне ничего не говорили. Я знал, что вы добродетельнейший человек, но если бы я услышал, что вы хотите посвятить себя душеспасительному подвигу, я бы не позволил себе того, что вам уже наговорил. Я не могу не уважать ваши чувства. Посети нас аллах своими милостями за ваше доброе сердце и благую мысль. Коммерция только богатство приносит, Сопахун-ака, а посещение святых мест — возвышает душу, очищает ее от житейской скверны.
Сопахун весь превратился в слух и, медленно повернувшись к Зордунбаю, смотрел на него затуманенными от подступивших слез глазами и не знал, как благодарить за добрые слова.
— Пусть паду я искупительной жертвой на мазаре Аппака-ходжи за тебя, дорогой Зордун! — взволнованно сказал он.
— Вы меня глубоко тронули, Сопахун-ака, — продолжал расчетливый Зордунбай. — Но если вы намереваетесь распродать свое имущество для того, чтобы посетить священный мазар, то этого делать не следует. Мне ли напоминать вам, что посещение святых мест вовсе не разоряет истинного мусульманина. Берите, ака, у меня столько денег, сколько вам понадобится, чтобы совершить хадж или побывать в священном Кашгаре.
— Спасибо, ука, спасибо! Бог заронил в твое сердце благосклонность к бедным людям и ко мне. Молиться я буду за тебя, за твоих детей. Если не я, то аллах отблагодарит тебя за твою милость! У меня, Зордун-ука, конечно, есть кое-какие соображения. Но мой священный фарз [4] тебе известен. — Сопахун кивнул в сторону двери. — Я не могу умереть спокойно, пока моя дочь на выданье.
Этого разговора и ждал Зордунбай. Он знал, что Сопахун не отправится ни в Мекку, ни в Кашгар, пока не выдаст дочь замуж. В Захиде он видел красивую жену для своего сына и здоровую, работящую сноху. И тех, кто намеревался сватать дочь Сопахуна, Зордунбай заранее предупреждал, что она страдает падучей и что мать ее умерла от чахотки.
4
Фарз — долг по шариату, религиозное предписание для мусульман.
Зордунбай был готов взять на себя все расходы, связанные с посещением Сопахуном Кашгара и даже священного храма Каабы. Зордунбай отдаст еще столько, если Сопахун не вернется оттуда. Старик не раз говорил, что готов даже умереть, стать шеитом [5] возле мазара Аппака-ходжи. Тогда всем, что принадлежит Сопахуну, в том числе и Нурхан-ачой, завладеет Зордунбай. Это было давней мечтой Зордунбая. И теперь он надеялся, что мечта его скоро превратится в действительность.
5
Шеит —
Сопахун был у Зордунбая с ответным посещением на следующий же день.
— Я думаю, свадьбу справим накануне моего отъезда, — сказал Сопахун. — И лучше, если шуму будет поменьше.
— Я рад, Сопахун-ака, что вы точно угадали мои мысли. Вы правы: шумная свадьба, пир горой — теперь не для нас с вами, ака. Не дай бог, пронюхают эти безусые активисты…
— Все теперь зависит от тебя, Зордун-ука…
Помедлив, Зордунбай прошел в другую половину лавки, где приказчик торговал мануфактурой, и вернулся со свертками разноцветных тканей в руках.
— Вот, посмотрите, Сопахун-ака, шелк оливкового цвета. Из Шанхая. Прошу вас передать это скромное подношение уважаемой тетушке Нурхан. А вот эта драгоценная алая ткань из Дели. Лучшей для красной девицы и не найти.
Сопахун не был поражен щедростью Зордунбая. Дочь его заслуживает более ценных подарков, и Зордунбаю не следовало бы скупиться. Но Сопахун всегда терялся при встрече с этим человеком и не мог вымолвить ни слова. И сейчас его маленькие глаза из своих щелок подобострастно уставились в лицо лавочника. Со слезами на глазах Сопахун принял подарок и расцеловал руки Зордунбая.
— Свадебные подарки уже готовят, — сказал Зордунбай. — Я не забыл и о вас. По заказу из Урумчи вам доставят ичиги с галошами, отрез бекасама [6] и шелковый тюрбан…
— Бог с тобой, Зордун-ука, к чему все это? Мне ничего не нужно. Пожалуйста, не делай никаких заказов.
— Нет-нет, Сопахун-ака. Вы собираетесь посетить священные мазары чудотворцев. Вы будете присутствовать на молениях ученейших и почтеннейших старцев, посещать дома для странников, обители дервишей и медресе. И везде вы должны быть одеты не как какой-нибудь любопытствующий зевака, а достойно своего будущего звания.
6
Бекасам — сорт шелковой ткани, идущей на халаты.
Сопахун не слышал, о чем еще говорил Зордунбай, он видел себя уже не просто Сопахуном, а уже Сопахуном-ходжой. Воображению его представилась неземная чудесная жизнь. Вот встают перед ним величественные мазары древнего и великого Кашгара, возвышаются минареты мечетей, проходят святые, шейхи и дервиши; а вот лежат избавленные от недуга, исцеленные живительным бальзамом паломники, бесплодные в прошлом женщины, которые теперь способны быть матерями благодаря чудодейственной силе аносмы — любовной травы. За всем этим чудом таится невидимая рука добрых духов, небесных покровителей…
Сопахун шел домой, услаждая себя предвкушением близкого счастья, мысленно рисуя картину будущей жизни. От приятного возбуждения у Сопахуна шла кругом голова, туман сказочных видений застлал ему глаза.
Оставшись один, погрузился в свою думу и Зордунбай. Однако он думал, в отличие от Сопахуна, не о сказочном рае. Его голову трудно было одурманить волшебными видениями. Он всегда думал о том, как удобнее устроить свою жизнь. И никогда Зордунбай не позволял себе обмануться внешним, показным благополучием. Поэтому он решил еще раз тщательно взвесить то, чего он достиг сегодня.