По исчезающим следам
Шрифт:
Только в этом случае, я не понимала, почему бы Мартыну не ответить на звонок? Нечисть не страдает угрызениями совести и не бегает, пряча глаза, от тех, кому откусила палец. Игнорировать и не придавать значения еще куда ни шло. А уж жизнерадостно бросить в трубку «привет» и насладиться растерянной беспомощностью и кучей обиженных вопросов, сами Святые велели.
Я отложила аппарат, понимая, что это бесполезно, пусть пальцы сами тянулись к кнопке повтора.
Была еще одна возможность, в которой от них ничего не зависело. Например, Седой отдал приказ прямо противоположный, озвученному темной ночью на склоне Сосновой. Неважно, что было, неважно по какой причине, важно, что ослушаться они не могли.
Я
Пора перестать ходить кругами, а признать, они могли уйти и бросить меня по множеству причин. Все. Точка. Я ничего не могла с этим поделать. Кое-кто удивился бы, почему они не сделали этого раньше.
Но перед глазами лежало доказательство обратного. Несколько скрепленных меж собой колец и часть сустава, высушенного вместе с мышцами, сухожилиями и еще Святые знают с чем. Они бросили бы человека, но не артефакт с объявленной стоимостью. Особенно после слов Кирилла, где бы он хотел его видеть, и с чьим родом покончить. Подарок Простому демону все еще лежал в рюкзаке молодого целителя.
На улице уже успело стемнеть. Ахмед ушел, Муса закрыл чайную, за ним молчаливой тенью выскользнула Алия. В таких городках, как Остов не было круглосуточных кафешек или клубов. За исключением «разливайки» за автобусной станцией, да и там после захода солнца продажи шли через форточку, прямоугольное окошко во входной двери. Егорыч, работавший пять дней в неделю, три часа как ушел вверх по улице весело насвистывая. Фонари погасли.
Свет в комнате я не зажигала, продолжая наблюдать за темной чайной и аптекой. Продолжая думать. Вспоминать, как Ахмед подмигивал, каждой встречной женщине, сыпал многословными комплиментами и подливал коньяк. Исключение составляли трое: я, Алия и Пашка. Ладно мы с Алией, а молодая и красивая Пашка? Она просто обязана была попасть в радар хозяина чайной. Но южанин сторонился своей симпатичной мороженщицы.
Какая только глупость не лезет в голову за полночь, начинаешь искать черную кошку в черной комнате. Я потерла лоб. Змея могла при первых же поползновениях легонько заехать мужчине в бок, и все вопросы отпали бы сами собой. Мусу же, когда он ухватил ее за пятую точку, задела плечиком так, что он раскатал по полу целое блюдо шашлыка. Ахмед тогда ругался, вся улица слушала, назвал Пашку: «не женщин, а гадюк, да».
Я перевела взгляд на темные окна аптеки. Егорыч, ее единственный и бессменный работник спокойно пускал за прилавок парня с длинными волосами, пусть и представившегося студентом – медиком, но никак этого не подтвердившего. Разве может человек с улицы иметь доступ к препаратам, отпускаемым «строго по рецептам»?
Святые, в книгах, скопившихся возле изголовья дивана, у героинь все так ловко получалось. И одновременно абсурдно, заставляя читателя смеяться или недоверчиво качать головой. Я же не видела перед собой ничего кроме мрака и зарождающейся полоски зари за домами. Наступал новый день кисельного времени внешнего круга.
Ни Пашка, ни Мартын не вернулись. Артефакт переместился обратно в рюкзак. Не зная, что это даже самый непривередливый грабитель вряд ли покуситься на такую гадость.
В восемь утра Егорыч не открыл аптеку. Какой-то ранний посетитель дернулся в дверь, удивился и пошел дальше. Спустя два часа явился Муса и распахнул ворота чайной. Алия в темном платке тенью проскользнула в кафе десятью минутами позже.
Мне предстоял разговор с обоими, нужно убедить их в его необходимости, и добиться искренности. Способ на ум пришел только один, банальный и очевидный. Я почувствовала острую тоску по клинкам. Как говорят, добрым словом и пистолетом можно добиться больше, чем просто добрым словом. Сжала руки в кулаки, кончики пальцев закололо, словно после сна в неудобном положении. Я вспомнила тяжесть серебра в ладони. На некоторых людей один вид оружия действует лучше всяких уговоров. Я вспомнила, что на кухне имеется неплохой набор ножей для хлеба.
За спиной что-то шевельнулось, уловив краем глаза движение, я развернулась. Не скажу, что готовая к любой опасности, скорее готовая заорать и поднять на уши квартал. Но там никого не было. Лишь у стены, чуть потеснив табуретку с облетевшей краской, стоял коричневый туалетный столик с белым орнаментом. «Следующая» вещь Нинеи. Вернее, уже моя. Покалывание в пальцах унялось. Артефакт наконец-то догнал хозяйку.
Не до конца доверяя глазам, я подошла ближе и подняла широкую крышку. Бледное лицо с запавшими после бессонной ночи глазами смотрело на меня и абсолютно целого зеркала. Словно не было бессмертника Ивана ткнувшего меня в него головой. Пальцы легли на медное кольцо и потянули. Правый ящик легко выдвинулся. В нем по-прежнему тускло поблескивало серебро. Нож и стилет. Пара со светлыми навершиями, подаренная и помеченная Пашкой. С ними соседствовало, словно вышедшее из очередного кошмара, малахитовое жало Раады.
– Кирилл, – прошептала я с горечью и восхищением. Вряд ли кто другой отдал распоряжение заменить зеркало и положить атам в ящик.
Вытащив серебро, я позволила себе пару простых перехватов, вспоминая уроки Николая Юрьевича. Губы сами раздвинулись в улыбке.
Из глубины зеркала на меня смотрела женщина без возраста. Не красивая, но и не уродина, с хищной кривой улыбкой, прищуренными холодными глазами. В ее руках готовые колоть и резать шевельнулись острые лезвия.
Я отпрянула. Что со мной? Иду разговаривать с людьми и не мыслю беседы без оружия, без насилия? Мало того, почти предвкушаю его.
Клинки легли обратно во тьму.
– Нет, – сказала я той, что отражалась в зеркале, – Ты изменишься. Но не так, – и сожалением закрыла ящик. Потом снова открыла.
Алия возилась в моечной, Муса занял место так и не появившегося хозяина за стойкой, отделанной мозаикой с восточным орнаментом. Чайная представляла собой огороженную часть внутреннего двора, плавно уходящую в дом. Плетеный навес, мягкие диваны с подушками, низкие столики, и даже шторы, если ткань развязать они превратят каждый столик в отдельную комнату. Навес поддерживали изрезанные орнаментом столбы, такой же элемент декора присутствовал и внутри кафе. Пол застилали циновки. На каждом столике стояла прозрачная чаша со свечой. Тут было очень уютно вечерами.
– Где Пашка? – спросила я.
Муса раздвинул рот, изображая радушную улыбку.
– Не говори, что не знаешь кто это такая, – предвосхитила я реплику мужчины, – Хочешь милицию? Сейчас будет. Хочешь ругани? С дорогой душой. Выбор за тобой.
– Вай-вай…. Какой красивый, и какой злой. Ну, зачем полиц? Тебе нужен? Нет? И мне нет. Садись, дорогой гость будешь, шашлык будешь, чай будешь…
– Муса, – я повысила голос, он заулыбался еще старательнее, – Она пропала, понимаешь? Пропала из этой забегаловки. Куда ушла? Зачем? – я потянулась к поясу за спиной. Вопреки принятому решению я взяла с собой клинок, сейчас успешно скрывающийся под выправленной рубашкой. Атам, как влитой вошел в петли для ремня, особенно под широкую пластину кожи со знаком производителя, оставалось только надеяться, что он оттуда не вывалиться и не порежет мне спину. Потянулась и уронила руку, представив, как махаю каменным ножом перед носом Мусы, смешно и грустно, – Аллахом заклинаю, скажи!