По исчезающим следам
Шрифт:
– Точно. С живой на мертвую, – явидь остановилась и посмотрела на пасынка. – Ладно у нее, – кивок в мою сторону, – башка варит с перебоями, но ты… Ты пойдешь по этому? – она указала на грунтовку. – Глупость стала заразной? Или у тебя летнее обострение, зимний?
– Мы ведь ради этого сюда и шли, – он тоже посмотрел на дорогу.
– Хозяину Желтой цитадели вовсе не обязательно применять магию, чтобы нас убить, – вставила я. – Если он захочет, мы трупы. Так что не вижу повода для паники.
– Сказала та, которой пески нестрашны, – сыронизировала Пашка и отвернулась. –
– Понятно, – в этой части я была полностью с ней согласна. – Что предлагаешь?
– Вернуться в Остров, поговорить с Ависом, искать другой путь. Должна быть еще дорога.
– Лови, – парень достал из кармана телефон и кинул змее, – поговорить с травителем можно и отсюда. Но ведь ты догадываешься, что он тебе скажет, – чешуйчатая лапа сжала пластиковый корпус. – Будь я демоном, к моему дому не вело бы иных дорог, кроме тех, что подчиняются мне.
– Да иди ты, умник, – она швырнула телефон обратно.
– Это приказ Седого, не забыла? – прибегла я к последнему аргументу. – Надо идти.
– Хозяин не приказывал сдохнуть в песках, – она повела плечами, а я в который раз позавидовала изворотливости сознания нечисти: Кирилл не говорил о магии Простого, и приказа жертвовать собой так далеко от цели действительно отдано не было. – Я не отказываюсь выполнять приказ, лишь ищу другой путь. И кто сказал, что он не окажется короче вашего.
Змея отступила к переходу, становясь миниатюрной темноволосой девушкой.
– А если не найдешь? – прошептала я, отказываясь поверить в то, что происходило, в ее уход.
– Отработаю с десяток обедов и вернусь к сыну.
– Что сказать отцу? – Мартын поднялся.
– Ничего. Ты его не увидишь, – явидь выдохнула и нырнула в переход.
Такие вещи всегда встречаются неожиданно. И в них очень трудно поверить. Я настолько привыкла к своей надзирающей, к подруге, или что там нечисть вкладывает в это понятие, что не сразу поверила в ее уход. Это как вывалиться из теплого дома в лютый мороз и едва не захлебнуться ледяным воздухом. Дышать можно, но так и тянет назад в тепло. Настал момент, когда жизнь потребовала от нее слишком много, и змея отступила, чувство самосохранения не позволило ей поступить иначе.
Мы шли по желтой дороге уже два часа. Разговор не клеился. Без Пашки я не знала, как вести себя с Мартыном, словно она была тем, что объединяло молодого целителя и немолодую женщину.
Пейзаж, состоящий из густой травы, кустарника, разбросанных по сторонам чахлых рощиц, не менялся. Солнце стояло над головой, пыль покрывала желтым налетом ботинки. Было жарко и отчего-то тревожно.
До Желтой цитадели своим ходом полтора дня, а если засчитывать ночлег и другие остановки, так необходимые слабому человеку, то все два. Дорога была достаточно широкой, и нам советовали не стирать зря ноги, а взять или украсть машину. Именно поэтому мы ее и не взяли. Я и своим-то поостереглась верить, а уж чужим и подавно.
Кто бы мог подумать, что однажды я начну делить нечисть на свою и чужую.
Остов мы покинули поздним утром и шли, пока день не перевалил во вторую половину. Тени удлинились, стелясь по желтоватой дороге, но до наступления темноты оставалось еще несколько часов.
Я устала, но проигнорировала вопросительный взгляд Мартына, способного снять любую усталость. Магия, как соль: щепотка придает жизни вкус, а ложка отравляет, оседая на костях, суставах, органах. А мою жизнь уже достаточно приправили.
Вдоль шедшей под уклон дороги стали попадаться чахлые кустики, через час сменившиеся подлеском, а затем густой рощей стволов-великанов в основном лип. Но попадались клены и березы. Грязно-желтая грунтовка неожиданно изогнулась почти под прямым углом. И когда мы снова вышли на открытое пространство, я поняла, что путь окончен.
За поворотом дорога плавно перешла в знакомую до малейших мелочей улочку, с рядами домиков вдоль, редкими деревьями и полным отсутствием заборов. Я ускорила шаг, а потом побежала. Первый поворот направо, первый дом, второй, третий, четвертый. Даже от теней я так не бегала. Спортивная сумка хлопала по боку, и я сбросила ее в пыль, как ненужную. Быстрее мы бежим не от чего-то, а к чему-то. Если цель важна, то тебя не догонит ни одна гарха.
Я с разбегу взлетела на крыльцо, дернула дверь и вбежала в дом.
– Марья Николаевна! – голос предательски сорвался.
Четвертый дом по первой улице Юкова был моим. Моя дверь, мое окно, мой стол, моя плита, лестница из темного дерева, кладовка, превращенная во вторую спальню, низкая кровать с вышитым покрывалом. Из моей комнаты исчезли картинки лазоревого, сливающегося с морем неба. Не было шкатулки с украшениями, не было вазочки с печеньем у изголовья, не было иконы. Ничего не было - ни одной личной вещи, придававшей дому неповторимый и жилой облик. Исчезли мелочи, выдававшие принадлежность, как личная роспись, то, что принадлежит лишь тебе. Остались стены, окна, пол, потолок, уже не новая мебель. И все. Дом напоминал выскобленную скорлупу.
Я распахнула дверь в подвал, лестница, начинавшаяся за порогом, уходила в темноту, раньше уютную, теперь же тревожно-безликую. Щелкнул выключатель, лампочка осталась равнодушна к моим усилиям, электричества не было. Я стал быстро спускаться, там, внизу я знала каждый поворот, каждую доску или кирпич в стене. Знала раньше. Теперь это был обычный подпол, если не считать излишеством семигранную форму. Тусклый свет экрана телефона прошелся по голым стенам. Ни полок с книгами, ни мягких подушек на диване, ни ставшего частью меня знака на стене.
От страха похолодел затылок, по коже маршировала болезненная шеренга мурашек.
Я развернулась и взбежала вверх по ступеням. В гостиной ничего не изменилось, лишь от входа вела цепочка моих же собственных следов. Я присела и провела пальцами по темным доскам пола. Нет, не пыль. Песок, вездесущий песок востока.
– Ефим, – закричала я, – Ефим!
– Бесполезно, – раздался хриплый голос, и бешено-колотящееся сердце провалилось в живот.
В дверях стояла знакомая сутулая фигура. Веник оперся рукой о косяк и спросил: