По исчезающим следам
Шрифт:
Все смотрели на расколотое глиняное тело, замершие, почти очарованные картиной разрушения. Пользуясь секундным промедлением, Мартын вскочил с пола, подхватил цепь и закинул звякнувший конец на ведьмака, захлестывая шею. Охранник дернулся, но было уже поздно, в свой рывок парень вложил все, что у него было, все оставшиеся силы. Он практически повис на ведьмаке, натягивая цепь, перекрывая охраннику кислород и делая это с непередаваемым наслаждением.
Теперь уже восточник пытался призвать магию, но цепь, оказавшаяся продолжением артефакта, не делала различий между охранником и пленником, ей, как и ошейнику, было все равно, что поглощать.
Взгляд синих
Якорь — хрупкая штука, даже если изначально отлить его от чугуна. Никакой металл не сохранит свойства при прикосновении с призванной душой. То, что внутри нас, несоизмеримо сильнее того, что снаружи, хоть мы не можем это ни измерить, ни взвесить, ни разложить на атомы.
Раздался сухой треск. Простой и обыденный звук, будто ботинком наступили на пустую яичную скорлупу. Киу мертва, и сейчас уйдет навсегда. Уйдет под аккомпанемент ломающегося дерева, а не под стоны боли. Может, это не так уж и плохо?
– Ушедшие, – ладонь тюремщика разжалась, на влажный песок упала лишенная головы куколка, на месте слома белело светлое дерево.
Все снова пришло в движение, словно фильм сняли с вынужденной паузы и запустили ускоренную перемотку. Измененный бросился на Мартына, который почти висел на брыкающемся ведьмаке, и ударил в спину. Резанул изменяющимися когтями. Потекла кровь, но Мартын не выпустил цепь, продолжая затягивать ее на шее охранника. Раны заживут, а вот если он даст охраннику шанс, зарастать будет уже не чему и не на ком.
Я бросилась к ним, совершенно не представляя, как буду оттаскивать оборотня от Мартына, в очередной раз досадуя на человеческую медлительность.
Рядом с Вестником выросла колеблющаяся, сотканная из тумана фигура. Она была намного красивее своего глиняного тела. Киу в старомодном перетянутым широким поясом кимоно, с высокой прической, в антураже, для которого была рождена, девушка выглядела просто ослепительно. Чуть виноватая искренняя улыбка тронула яркие губы. Она не смотрела ни на кого, ее темные раскосые глаза сияли. По темному подземному коридору разнесся едва слышный мягкий смех. Киу качнулась, легкая и невесомая, как пушинка, срываемая ветром с головки одуванчика. Качнулась и пролетела прямо сквозь меня. Для нее больше не существовало ни стен, ни песка, ни якорей с цепями.
Ноги вдруг ослабели, и я грохнулась в пыль, не добежав до оборотня полметра. Призрак Киу ощущался потрескивающим, пахнущим озоном облаком. Сделав вдох, я едва не задохнулась от свежести, этот воздух с легким привкусом камфары можно было пить глотками. И не напиться. Потому что это был лишь миг, один удар сердца, а потом все исчезло, и все вернулось: штрек, нелюди, кровь и борьба.
Вместо того чтобы убить лишившегося преимущества Дениса, Радиф упал на колени. Его рука, все еще сжимающая запястье синеглазого тюремщика, подрагивала, а на лице расцветала счастливая улыбка, показывая, каким красивым мужчиной он когда-то был, до того как внутреннее уродство взяло верх над внешностью.
Затылка коснулись липкие пальцы гуляющего по штреку ветра. Знакомое ощущение, невидимые руки один раз подняли меня посреди ночи. Я вспомнила испуг от постороннего присутствия, вспомнила забранное решеткой окно и капающую воду. Вспомнила и поняла, кто это. Поняла, кого увижу, еще до того, как обернулась к шевельнувшемуся песку за спиной.
Кто проявлял интерес к игрушке Седого? Кто все время был рядом, незримый, но почти осязаемый? Чью силу призывал Вестник?
Песок собрался в кучу, в грубую тяжеловесную фигуру, в громадную статую, которую скульптор вырезал из скалы, да так и не закончил. Квадратная голова подпирала остатки ломаного потолка, ноги – грубо отесанные колонны, руки со сжатыми кулаками напоминали кувалды размером с автомобиль, глаза – куски тусклого кварца, рот – темный провал мусоропровода.
Я зажмурилась, а когда открыла глаза, этого собранного из песка монстра уже не было. Он двигался не просто быстро и бесшумно, он был мгновенным, как молния, как луч света, как рожденное в одночасье желание.
Изменяющийся отпустил уже занесенную для удара лапу и повалился на колени, утыкаясь выпуклым лбом в пол, из глотки вырвалось тоскливое подвывание.
Глаза недодушенного ведьмака вспыхнули, но не магией, а торжеством, он перестал беспорядочно дергаться, пытаясь стряхнуть со спины парня, зарычал и со всей силы припечатал того к угловатой стене штрека. Мартын сдавленно вскрикнул, но цепь не выпустил.
– Спасибо, – поблагодарил, глядя в пространство Вестник.
Трепещущий огонек фитиля на миг отразился в потемневших глазах Дениса. Круглый зрачок сменил форму, и теперь напоминал полевой цветок или пятиконечную звездочку с чуть скругленными краями.
И как тогда в глухой тьме я почувствовала сдвиг реальности. Не той что снаружи, а той, что внутри. Как он двигался, как уклонился от удара, как уверенно, без малейшей тени страха вел себя. Человек – тюремщик. А человек ли?
Я снова была слепой. Пусть и в другом смысле. Моя память, мои сны и даже мои страхи просто кричали о происходящей вокруг неправильности, но я не видела и не слышала их. Не слышала саму себя. Синеглазый сосед – конвоир, укоризненно смотрящий из мира снов после того, как он закрыл дверь камеры наяву. Я неспроста вспомнила того, кто ассоциируется у меня с тюрьмой, неловкостью и виной. А он позволил видеть желаемое. Он всегда был добр. Смертельная щедрость психарей. Их невозможная милость. Мы не видели в Желтой цитадели джина, хотя он совсем не прятался.
Громада песка открыла похожую на ковш экскаватора пасть и взревела.
– Приветствую, джараш, – звездчатые глаза налились насыщенным фиолетовым цветом ночного неба, а сам тюремщик съежился, рост стал меньше, лицо, наоборот, шире, морщины глубже, волосы короче и реже. Сельский мужичок в серой спецовке, случайно заглянувший на бал к чудовищам. Джин из Кощухино. Евгений. Тот, кто завел меня в пузырь безвременья, в насмешку очень сожалея об этом. Так же как сожалел, когда часом ранее вел на казнь. О да, сожаления много значат.
– Ты, – зашипела я, поднимаясь. – Ты…
Он услышал, разобрал тихое слово человека сквозь утробный, заставляющий вибрировать рев монстра. Поднял голову и смущенно улыбнулся. На его лицо снова легла чужая маска и тут же растаяла. Я больше не хотела обманываться.
Молоты рук песочного существа ударили по обе стороны джина. Пол отозвался гулом, песок взметнулся в воздух. Один кулак превратил коленопреклоненного Вестника в кровавое месиво из крови, внутренностей и костей. Часть скулы и половина глаза фарфорового лица Киу откатилась в сторону. Второй кулак прошел в сантиметре от лица исполнителя желаний и расколол пол. Трещины ажурными линиями разошлись в стороны. Цитадель вздрогнула.