По исчезающим следам
Шрифт:
Шипение угольно черной змеи было едва слышным и вместе с тем оглушало, вкрадчивый звук полный ненависти.
Та-так-та-так-та-так, – наращивал темп маятник
Парень замычал, снова стукая ногами, большой палец на правой ноге беззастенчиво выглядывал сквозь рваную дыру серого носка. Пашка подцепила когтем торчащую из его щеки железку и небрежно выдернула из плоти. На одном из блестящих концов повис крохотный кусочек мяса.
Парень заорал, зажал внезапно ожившими руками рану. Я почувствовала, как онемение, сковывающее губы, отступило. Восточнику стало не до контроля
Не сводя горящих медью глаз с экспериментатора, змея отбросила вырванную скобу. Звякнув о светлую стену, та упала на пол в шаге от моей закованной в стекло ноги.
– Сними с Мартына ошейник, – закричала я.
Но восточник пришел в себя быстрее, словно очнувшись от крика, он открыл посветлевшие глаза. Чешуя на правой стороне змеи тут же встала дыбом. То, что он сделал, походило на чистку рыбы, так хорошая хозяйка проводит ножом по блестящему боку, убирая чешуйки. Шипение сменилось ревом боли, хвост взвился, ударил восточника. Еще и еще.
Так-так-так, – отвечал ударом на удар метроном.
Брызнула кровь. Из носа мужчины, из-под встопорщенных чешуек явиди. Удары целителя были не столь очевидны, но не менее действенны.
– Ошейник! – повторила я.
На этот раз она послушалась. Лапа с когтями подцепила кольцо, и тут же превратилась в тонкую человеческую руку.
Мы одновременно охнули. Парень все еще хрипел, заживляя собственные раны и теряя силы. Артефакт забирал у нечисти магию. Целитель не мог колдовать, а нелюдь? У Пашки магия в крови, в обращении. Святые! Артефакт выпил из нее эту нечеловеческую силу, и перед восточником снова стояла девушка.
Экспериментатор медленно поднялся. По лицу явиди зазмеилась серая цепочка и тут же исчезла, растворяясь в светлой коже. Чешуя не спешила нарастать обратно. Пашка отступила на шаг.
– Вот что бывает, когда слушаешь человека. Оковы пьют силу любого, нелюдь, – мужчина поддел ботинком звякнувшую цепь и перешагнул через нее. – Пройдет некоторое время, прежде чем твоя вернется. Как раз когда дом займет новый хозяин.
Целитель поднял все еще зажатую в руке скобу и улыбнулся. Кровь медленно стекала по правому виску, но он все еще был силен. А Пашка вновь стала человеком, сильным, быстрым, по сравнению со мной, но все равно человеком. Мы с Мартом были прикованы к полу. Парень с трудом отводил руки от раны на лице. И все же что-то изменилось, не в окружающем мире, в нас. В явиди.
Змея зарычала, грубо и неловко, неприспособленным человеческим горлом. Сейчас она была готова драться. И не она одна. Подвижный конец цепи взлетел и захлестнул ладонь целителя. Мартын не мог встать, но руки снова слушались парня, и он нашел им лучше применение, нежели трагично прижимать к лицу.
Экспериментатор дернулся, но было поздно, металл пришел в соприкосновение с кожей. Одно из звеньев наделось на скобу, и первое самое естественное движение, стряхнуть, сбросить цепь, пропало в туе.
Пашка с тонким девчачьим визгом налетела на восточника, толкая маленькими кулаками в грудь. Мужчина сделал шаг назад, споткнулся о ногу парня и стал заваливаться на спину. Его глаза вспыхнули магией, Пашка дернулась от боли, но не остановилась, снова ударяя целителя в грудь. Цель на ладони не дала мужчине сделать больше.
Восточник упал навзничь. Мартын тут же обхватил его ногами, фиксируя руками голову, и не давая подняться. Цепь вместе с зажатой в кулаке скобой оказалась зажата между мужчинами, и теперь артефакт пил силу из обоих.
Змея бросилась на целителя, сперва беспорядочно пиная все, до чего могла дотянуться, а потом прыгнула сверху и запустила когти в лицо. Обычные человеческие когти, но их хватило, чтобы вспороть кожу. Экспериментатор пытался отмахиваться свободной рукой, цепь звякала, глаза вспыхивали и гасли, наполняясь неверием, ругательства слились в один сплошной вой. Грязная драка зверей без правил, без сожалений и без намерения останавливаться. На краткий миг я порадовалась, что прикована стеклянными лентами к полу, что мне не надо влезать в это месиво. Подумала и отогнала трусливую, но такую удобную мысль.
– Я вскрою тебя и так, умник, – мстительно прошипела явидь, запуская когти глубже в лицо восточника.
Целитель ударил ее, дергаясь всем телом, стремясь сбросить с себя девушку и захват Мартына. Движения восточника напоминали пародию на гротескный вульгарный секс. Секс на грани боли и убийства.
Так-так-так-так, – отбивал груз на стальной полоске и все подчинялись этому странному ритму.
Пашка, не удержавшись, лизнула вымаранные в крови восточника пальцы, скривилась, как от лимона и ударила уже кулаком. Хрустнул нос, голова мужчины запрокинулась.
Мартын держал, а она била. В исступлении, снова и снова, как еще недавно хвостом, пока хриплый рев, вырвавшийся из разбитых, расплющенных губ восточника не отрезвил всех, даже меня, зачарованно провожавшую глазами каждое движение, каждый удар, каждую стекающую каплю крови. Беспомощный крик вернул упивающуюся болью нечисть в реальность, в которой мы по-прежнему были приговоренными пленниками, а он целителем ближнего круга Простого.
– Убей! – прорычал парень.
Пашка огляделась и, чуть сместившись, потянулась к валявшейся на полу скобе. Мужчина тут же ударил ее в бок рукой, девушка зашипела. Я подхватила железку и толкнула. На ладони остался кровавый отпечаток и кусок плоти, выдранный вместе с инструментом из щеки Мартына, но впервые мне было на это наплевать. Кровь больше не пугала.
Тонкие пальцы со сбитыми костяшками ухватились за окровавленное железо. Змея повернулась и дала восточнику сдачи.
Скоба вошла острым концом целителю в мясистую ляжку. Мужчина низко зарычал, заглушая равномерный стук маятника, заглушая победный крик явиди и шуршание песка под их сплетенными телами.
В руках девушки инструмент не торопился раскаляться, но вполне сгодился в качестве шила. Змея выдернула железку и ударила в корпус, в правое подреберье. Металл вошел в плоть сразу на десяток сантиметров. Звук был очень похож на тот, с которым вилка входит в жесткое мясо, тихий треск разрывающихся волокон. Рык перешел в булькающий хрип. Рука восточника безвольно упала, ладонь задрожала и разжалась.