По ком звонит колокол

Хемингуэй Эрнест Миллер

А пока надо отсиживаться здесь, лучше ничего не придумаешь. Если двинуться куда-нибудь, мы только оставим лишние следы. Место, в конце концов, подходящее, а если бы дело дошло до самого худшего, здесь есть три дороги. А там наступит ночь, и в темноте можно откуда угодно добраться до моста, чтоб утром сделать то, что нужно. Не знаю, почему меня это все так тревожило раньше. Ничего тут трудного нет. Хоть бы только самолеты вовремя поднялись в воздух. Хоть бы только это. Завтра на дороге будет пыль столбом.

Да, а сегодня день будет очень тихий или очень бурный. Слава богу, что мы спровадили отсюда кавалерийского коня. Даже если разъезд

нападет теперь на его след, едва ли они разберутся, куда этот след ведет. Подумают, что их головной остановился и повернул назад, и поедут по новому следу Пабло. Интересно, куда отправилась эта свинья. Должно быть, постарается запутать следы, а потом, когда весь снег растает, сделает круг и понизу вернется сюда. От этой лошади он, правда, сам не свой. Может быть, и сбежит с ней вместе. Ну ладно, пусть сам заботится о себе. Ему не привыкать. А у меня к нему все-таки особенного доверия нет.

Чем устраивать тут настоящую огневую точку, выгоднее использовать эти скалы и получше замаскировать пулемет там, где он стоит, а то начнешь рыть и копать — и влипнешь, если вдруг наскочит кавалерия или налетят самолеты. Можно и так удерживаться здесь до тех пор, пока в этом будет смысл, все равно я не могу здесь долго оставаться. Я должен взять свои материалы и двигаться к мосту, и Ансельмо тоже со мной пойдет. А если затеять тут бой, кто же тогда останется, чтобы прикрывать нас?

И тут, оглядываясь по сторонам, он увидел цыгана, выходившего слева из-за скалы. Он шел вразвалку, покачивая бедрами, карабин был у него за плечом, его смуглое лицо все расплылось в улыбке, и в каждой руке он нес по большому убитому зайцу. Он держал их за ноги, и они раскачивались на ходу.

— Hola, Роберто! — весело крикнул он.

Роберт Джордан прикрыл рот рукой, и цыган испуганно осекся. Прячась за скалами, он проскользнул к тому месту, где Роберт Джордан сидел на корточках у прикрытого ветками пулемета. Он тоже присел на корточки и положил зайцев в снег. Роберт Джордан взглянул на него.

— Ах ты hijo de la gran puta [75] , — сказал он тихо. — Где ты шляешься, так тебя и так?

— Я шел за ними по следу, — сказал цыган. — Вот достал обоих. Они свадьбу справляли в лесу.

75

сын шлюхи (исп.)

— А твой пост?

— Я же совсем недолго, — прошептал цыган. — А что? Что-нибудь случилось?

— Кавалерийский разъезд был здесь.

— Redios! [76] — сказал цыган. — Ты сам их видел?

— Один и сейчас в лагере, — сказал Роберт Джордан. — Приехал в гости к завтраку.

— Мне чудилось, будто я слышал выстрел, — сказал цыган. — Ах, так и так, в бога, в душу! Где же он прошел? Здесь?

— Здесь. Через твой пост.

— Ay, mi madre! [77] — сказал цыган. — Бедный я, несчастный человек.

76

Господи ты боже мой! (исп.)

77

Ай, мама моя! (исп.)

— Не будь ты цыган, я бы тебя расстрелял.

— Нет,

Роберто. Не говори так. Мне очень жаль. Это все зайцы. Перед самым рассветом я услышал, как самец топчется на снегу. Ты себе представить не можешь, что они там разделывали. Я сразу бросился на шум, но они удрали. Тогда я пошел по следу, и там, высоко, настиг их и убил обоих. Ты пощупай, жиру сколько, и это в такую пору. Представляешь, что нам Пилар приготовит из них! Мне очень жаль, Роберто, не меньше, чем тебе. А этого кавалериста убили?

— Да.

— Кто, ты?

— Да.

— Que tio! [78] — сказал цыган, явно желая польстить. — Ты просто чудо какое-то.

— Иди ты! — сказал Роберт Джордан. Он не мог удержать улыбки. — Тащи своих зайцев в лагерь, а нам принеси чего-нибудь позавтракать.

Он протянул руку и пощупал зайцев; они лежали на снегу безжизненные, длинные, тяжелые, пушистые, долгоногие, долгоухие, с открытыми черными глазами.

— А в самом деле жирные, — сказал он.

78

Какой молодец! (исп.)

— Жирные! — сказал цыган. — Да у них у каждого бочка сала на ребрах. Таких зайцев я и во сне никогда не видел.

— Ну, ступай, — сказал Роберт Джордан, — и побыстрей возвращайся с завтраком, да захвати мне документы того requete [79] . Пилар тебе их даст.

— Ты на меня не сердишься, Роберто?

— Не сердишься! Я возмущен, как это можно было бросить пост. А что, если бы наехал целый кавалерийский эскадрон?

— Redios, — сказал цыган. — Какой ты разумный.

79

член одной из монархистских организаций

— Слушай меня. Чтоб ты никогда больше не смел уходить с поста. Никогда. Такими словами, как расстрел, я попусту не кидаюсь.

— Понятно, больше не буду. А потом, знаешь что? Никогда больше не выпадет случая, чтобы два таких зайца сразу. Такое только раз в жизни бывает.

— Anda! [80] — сказал Роберт Джордан. — И скорей приходи.

Цыган подхватил зайцев и скрылся между скалами, а Роберт Джордан опять перевел взгляд на открытую поляну и склон горы за ней. Две вороны, описав круг, опустились на сосну, росшую ниже по склону. К ним подлетела третья, и Роберт Джордан подумал: вот мои часовые. Пока они сидят спокойно, можно с этой стороны никого не ждать.

80

Ступай! (исп.)

Цыган, подумал он. Ну какой от него толк? Он безграмотен политически, недисциплинирован, и на него ни в чем нельзя положиться. Но он мне нужен для завтрашнего. Завтра у меня для него найдется дело. Цыган на войне — это даже как-то не вяжется. Таких надо бы освобождать от военной службы, как освобождают по моральным убеждениям. Все равно от них никакого толку. Но в эту войну по моральным убеждениям не освобождали. Никого не освобождали. Война захватывала всех одинаково. Ну вот, теперь она добралась и до этой оравы бездельников. Она теперь здесь.