По лезвию ножа, или в погоне за истиной
Шрифт:
— Ха-ха-ха-ха-ха-ха! — зашлась трубка нервным хохотом. — Бог, говоришь! Ты, что у нас, верующий?! Ну ты и лох! Да нет твоего Бога, нет! Это я тебе как профессионал в ремонте часов говорю!
— Гансов, давай заканчивать этот разговор. Ответь мне, ты бросишь последний заказ?
— Нет, мент, не брошу! Я эти часы в самые ближайшие дни отремонтирую!
Давно Соколову не было так плохо. Он очень надеялся на этот разговор, он был почти уверен в том, что Гансов согласится уважить его просьбу. Что же теперь делать? Скрепя сердце, он позвонил Денису.
Кипр
— Алло.
— Здравствуй Денис, ты сейчас свободен, мы можем поговорить? — Соколов на ходу пытался найти нужные слова.
— Что-то случилось?
— Я разговаривал с человеком, который два раза пытался тебя убить. Я очень надеялся уговорить его оставить тебя в покое. Он мне кое-чем обязан. Под
— Я все понял, Александр Иванович. Но в этот раз проблемы я буду решать сам.
— Что ты надумал?
— Пока ничего. Александр Иванович, я здесь один. И именно в этом моя сила. Чем меньше людей будет мне помогать, чем меньше я буду контактировать с кем-либо, тем сложнее будет меня отыскать. Так что не волнуйтесь, пора мне самому о себе позаботиться.
— Помоги тебе Господи, сынок! Береги себя и почаще звони.
Странно, но не могу сказать, чтобы это известие выбило меня из колеи, хотя холодок между лопатками еще остался. Оставаться в этом доме я, конечно, не могу. Я просто не усну здесь, да и подставлять гостеприимных хозяев мне совершенно не хотелось. План действий уже созрел в моей голове, и я не спеша ехал в сторону Лимассола.
Седой мужчина средних лет сидел в баре пятизвездочного отеля «Amathus» и пил пиво. Его взгляд был устремлен в огромное окно, за которым открывался чудесный вид на Средиземное море. Со стороны могло показаться, что человек погружен в приятные возвышенные мысли, но совсем другое творилось в душе Гансова: «Чертова страна, мерзкое пиво, мерзкий щенок, поганый мент! Сколько можно торчать в этой убогой стране, где даже в пятизвездочном отеле приходится пить отвратное местное бутылочное пиво! Куда же ты подевался, гаденыш!» Гансов использовал все возможные связи для поиска беглеца, но тот как сквозь землю провалился. Ситуация усугублялась тем, что парня искала и полиция Кипра, а значит, нельзя было использовать для поисков официальные каналы, дабы не привлечь к себе ненужного внимания. Киллера раздражало буквально все: и неторопливость киприотов, и очень высокие цены на их услуги: «Еще неделя поисков, и я начну работать себе в убыток», — не успокаивался Гришаня. «Здесь всё проблема, всё! В любой стране мира за деньги я могу достать себе все необходимое, только не здесь! Когда мне понадобилась, смешно сказать, ручная граната „Тип 73“ китайского производства, то мне предложили российскую „РГД-5“ за такие деньги, что в России на них я бы мог купить авиационную бомбу! И еще не могли взять в толк, зачем это мне нужна именно китайская граната, если по поражающему эффекту они одинаковы. А какое твое собачье дело!? Я тебе, козлу, должен объяснять, что в гребаный кондиционер этого щенка не влезет „РГД-5“, а только „Тип 73“! Как я устал, боже, как я устал!»
У Гансова из головы не шел разговор с Соколовым. Он даже не мог понять, почему его так взволновали слова о Боге. Взволновали его, атеиста до мозга костей, не верящего ни в черта, ни в дьявола, но только в свое умение и везение. Этот старик! Он во всем виноват! Он никак не шел у Гришани из головы. Конечно, такое трудно забыть. Его глаза опять предстали перед мысленным взором киллера сразу после разговора со следователем. Как же Гансов корил себя за ту поездку! Это случилось около месяца назад. Гансов «работал клиента», который должен был прибыть по делам во Псков. На утреннем московском поезде его не оказалось. Гансов связался с заказчиком, и тот сообщил, что клиент изменил планы и прибудет в город лишь вечером. Гришаня не любил светиться в гостиницах, а впереди был длинный день, провести который в холодном здании вокзала совсем не хотелось. И тут появилась тетка с мегафоном, которая предлагала обзорную экскурсию по городу на автобусе с посещением какого-то местного старца. Ни экскурсия, ни тем более старец не привлекли киллера, он просто забился в угол на заднее сиденье, намереваясь немного подремать: еще с детства он очень любил спать в транспорте. Автобус долго колесил по городу под монотонный нудный голос экскурсовода, а потом отправился по льду через псковское море на остров. Автобус остановился рядом с ничем не примечательной деревенской избой, и народ начал выходить наружу. Гансов намеревался остаться в салоне, но у него резко перехватило дыхание и закружилась голова. Покачиваясь, он вышел из автобуса, надеясь, что свежий морозный воздух поможет. Стало немного легче, и он присел на скамейку у забора, люди толпились рядом. Из калитки вышел старичок в странной одежде: что-то вроде длинного балахона [26] . В руках он держал маленький флакончик и кисточку. Старичок обмакивал кисточку в масло и крестообразно мазал лбы подходящих к нему людей. Кто-то после этого целовал руку старца, кто-то отходил так. Гансова заинтересовало это действо, и он не отрываясь наблюдал. Некоторые подходил молча, другие задерживался, о чем-то разговаривая с этим странным человеком. Люди, отходя от старца, постепенно рассаживались в автобусе. Наконец, последний пассажир отошел от старичка, и тот, развернувшись в сторону дома, встретился глазами с киллером. Что это были за глаза! Огромные, круглые, небесно-голубого цвета, чистые, будто умытые весенней росой. Они смотрели не на человека, а внутрь, в самую душу, и ничего от них невозможно было скрыть. Человек понимал, что старцу известно о нем ВСЕ! Но, удивительно, от этого не делалось страшно. ЭТИ глаза не могли принадлежать человеку, который способен был причинить хоть малейшее зло. Взгляд старца завораживал, от него невозможно было оторваться. Гансов медленно поднялся и встал напротив старичка. Сколько они так простояли, киллер не помнил. Ему захотелось плакать, просто уткнуться в грудь этого чудаковатого старика и выплакать ему всё: все свои обиды, горести, свалить на него весь тот черный груз, который тяжелейшей ношей лежал на душе.
26
Речь идет о подряснике — повседневной одежде священнослужителя.
— Он сегодня не приедет, езжай домой, — наконец очень тихо, почти шепотом сказал старец.
— Что, что вы сказали? Кто «он»? — опешил Гансов.
— Ты все понял. Езжай домой. Этот человек будет жить.
— Кто ты такой, чтобы… — начал было Гришаня, но осекся.
— Я никто, и ты никто. Он, — старец показал правой рукой на небо, — Все! Он дает тебе шанс. Пришло твое время, раб Божий Семен, пришло время выбирать: жить как человеку или умереть как собаке.
— Откуда вы… как… я не пони… — слова застревали в горле киллера, он стоял и тупо смотрел на удаляющуюся спину старика.
Гришаня даже не запомнил, как ехал обратно во Псков, его мысли путались, но слова старца впечатались в мозг подобно надписи, вырубленной на камне. Он помнил этот разговор до самой мельчайшей подробности, до вздоха, до жеста.
Оказавшись на вокзале, киллер позвонил заказчику и уточнил, что все остается в силе. Но в ожидаемом поезде клиента не оказалось. Гансову пришлось-таки ехать в гостиницу, а утром он узнал от заказчика, что клиента схватил приступ аппендицита, его сняли с поезда где-то по дороге. Гансов вернулся в Москву, а через два дня клиент отменил заказ. В тот день Гришаня впервые в жизни напился до беспамятства. Ночью ему снились кошмары, а на утро он решил завязать со своей работой. Как только решение было принято, зазвонил телефон, и один из «постоянных» заказчиков попросил сделать «совсем легкую работу», а Гансов почему-то согласился. Это и был «заказ» на Дениса Заречина.
Обыкновенный мобильный телефон, лежащий на столе перед киллером, ожил мелодичной трелью.
— Алло.
— Это Стас, есть новости.
— Говори.
— Его видели в это воскресенье в местной русской церкви. Он разговаривал с местным попом, с ним же и уехал. Куда неизвестно.
— С попом не говорили?
— Нет, не стали, побоялись спугнуть.
— Молодцы. За домом попа наблюдаете?
— Обижаешь! Мы еще установили круг его ближайших знакомых, сейчас отрабатываем их адреса — может, он там у кого-то прячется.
— Хорошо, действуйте. Если будет что-то новое, звоните. Кстати, когда следующее собрание у них?
— Служба. Следующая служба в субботу вечером. Начнется в 17.00, а кончится около 19–19.30 вечера.
— Ну что же, не исключено, что там я с ним и повстречаюсь.
— В субботу помощь нужна?
— Нет, мне лишние свидетели не нужны. Отбой.
Помещение бара сотряс оглушающий истеричный хохот. Бармен выронил из руки бокал, который протирал уже пару минут, а бедный англичанин за соседним столиком поперхнулся джином с тоником. Смех прекратился так же резко, как и начался. Мужчина сидел абсолютно серьезный, глядя безумными глазами прямо перед собой. Его губы еле слышно шептали:
— Ну что, ублюдочный старик, где твой Бог? Где Он? Ты хотел, чтобы я подобно Диоклетиану стал выращивать капусту? Ты ЭТО называешь жизнью? Да хрен тебе! Я буду убивать! Буду! Буду! Буду! И никто меня не остановит! Ни ты, ни этот придурок следователь, ни твой Бог. Этот щенок вон побежал к Нему, ища защиты. И что? Что он нашел? Он нашел меня! Потому что я и есть бог! В моих руках жизни человеческие! Я решаю, кому жить, а кому умереть. И этот щенок умрет! Умрет на крыльце дома твоего Бога! Я так решил, и так будет! — Гансов грохнул кулаком об стол и быстрым шагом вышел из бара.