По направлению к Глори
Шрифт:
Но я понял, что ему это безразлично.
— Надо бы запереть тебя, — сказал он. — Может, поумнел бы.
— Я буду свидетельствовать против него, — сказала Мэри. — Можешь на это рассчитывать, Коул.
Она снова устроилась на сиденье. Они все — и фермеры и пожилая леди — сидели в тех же положениях, которые приняли в начале поездки. Будто ничего не произошло. Только Крисп, качавшийся взад-вперед, зарывшись своим гротескным лицом в ладони, казалось, помнил о том, как туго нам пришлось. Он говорил сам с собой, очень взволнованно, но
— Если ты не выдвинешь обвинений, — сказала Мэри, глядя в ручное зеркальце и припудривая синяки, — это сделаю я. Меня еще никто не оскорблял так, как во время этой поездки.
— Успокойся, Мэри, — тихо сказал Коул, поежился и вздрогнул.
— Мне очень жаль, — я кивнул на его бедро.
Он ухмыльнулся.
— Бывало и похуже. Зарастет.
— Потрясающе, — сказал я ему. — Если бы все так реагировали, когда в них палят, я пострелял бы побольше в свое время.
Он улыбнулся.
— Так и бывает. Иногда ты кусаешь тигра, иногда он тебя.
— Ну и ладно, — сказал я.
Мэри ошеломленно уставилась на нас.
— Но ты же не сможешь просто забыть, а, Коул? Он же совершил тяжкое преступление!
— Разберемся, — ответил Коул. — Но говоря по правде, ничего не изменишь, даже посадив этого парня. Я думаю, он мне еще пригодится на маршруте.
— Что-то меня не тянет, — сказал я. — Во всяком случае, уж это твои проблемы.
Он с одобрением посмотрел на меня.
— Может, ты и прав. Но в следующий раз, когда вернешься в Полосу, тебе не так повезет с изменениями.
Мы достигли высшей точки подъема и начали спуск, с каждой секундой набирая скорость. Я глянул в окно на простор равнины, сверкающую воду и темные гребни; мне показалось, что все пространство образует единый сказочный образ, как символ в древнем манускрипте или знак на карте сокровищ. Я подумал, что там должно быть настоящее сокровище. Множество мест, где стоит бывать, миллионы возможностей, которые стоит испытать. Я представил Трейси где-нибудь там, спящую в тени; сном стала теперь прежняя ее жизнь.
— Не могу в это поверить, — сказала Мэри. — Он всадил в тебя пулю, а ты предлагаешь ему работу?
Коул подмигнул мне.
— Охота тебе ковыряться, Мэри, — ковыряй у себя в носу, а не в том, какие у меня друзья.
— Но он чуть не убил нас! Я не могу смотреть, как он расхаживает на свободе!
С нечленораздельным воплем Крисп вдруг вскочил и закружился на месте, ища к кому обратиться.
— Вот там в Полосе есть место, — начал он наконец тоном проповедника, — которое могут вынести только самые худшие из них. Настоящие монстры, которым что родить, что убил ребенка — все едино. Ад по сравнению с этим местом покажется воскресной школой. Огонь там не согревает — только бросает тени и ослепляет глаза, снег — скопище белых насекомых, дождь состоит из прозрачных бритв.
Он быстро шагнул Мэри за спину, нож скользнул из его рукава, и он приставил его к горлу Мэри.
— Я тебя, свинья, сейчас вышвырну туда, самое тебе там место.
Он поднял ее на ноги и дико глянул на меня.
— Не вздумай меня останавливать! Я прирежу ее!
Я осторожно наблюдал за ним. Как бы ни хотелось увидеть Мэри вышвырнутой в Полосу, странное дело, я не мог позволить Криспу сделать это.
— Сядь, — сказал я ему, — никому от этого лучше не станет.
Мэри скосила глаза вниз, на нож. Я вскочил на ноги. Крисп кольнул ее. Мэри пискнула и стала сползать вниз.
— Назад! — предупреждающе крикнул он мне.
— Слушай, я не буду вмешиваться, — сказал я. Хочу только задать пару вопросов… Хорошо?
Это его насторожило, но он все же согласился:
— Да, конечно.
— Те, что пришли с тобой, хотели убить нас. Но верзила просил нас о чем-то. То есть не просто вошел и начал крушить кости. Чего он просил?
— Я не знаю.
Но ты сказал, что притворялся одним из них. Ты должен знать их язык.
Он открыл рот, снова закрыл, явно смущенный.
Я поразмыслил об этой женщине, которую ты схватил. Почему она такая подлая. Я так понимаю, что она боится самой себя, ненавидит себя за то, что она такая жирная и никому не нужная. Все, что ей остается делать, это раскатывать на этом чертовом поезде туда и обратно. Но она не может ненавидеть себя с достаточной силой, поэтому переносит ненависть на других. По сути, до нас ей дела нет. А себе навредить — духа не хватает. Понимаешь меня?
— Да ты совсем спятил. — Крисп неуверенно оглядел остальных, ища поддержки. — Чего ты добиваешься?
— Итак, ты забрался в вагон с двумя другими и выдал их нам. Ты сказал нам, что всегда планировал сделать это, что просто ловчил. Они, сказал ты, собирались нас прикончить. Но ты и их обманул — ты боялся.
— А чего ты хотел? Чтобы я позволил им убить вас?
— Ты бы сделал все что угодно, лишь бы выбраться из Полосы. Ты был другой, не из них. Ты так стремился вырваться, что ни о чем другом и думать не мог от страха. Но оставшись с нами, ты почувствовал, что и к нам ты не принадлежишь, что остался чужим. Нас ты тоже боялся. А чтобы доказать, что ты с нами, ты помог нам, предав тех, с кем пришел, чтобы спасти наши жизни. Как ты сказал «…просто ловчил».
— Нет, — сказал Крисп, — это не так.
— И ты стал себя ненавидеть за предательство, но поскольку ты не можешь достаточно возненавидеть себя, ты выбрал Мэри. Ненавидеть легко, но если разобраться, то, что делает она, ничем не отличается от того, что сделал ты, не так ли?
Крисп обмяк. Он выглядел побежденным.
— Ты еще не понял, — спросил я, — что нигде в этом мире не будешь чувствовать себя как дома? А если ты убьешь эту жалкую женщину, очень похожую на тебя, будет только хуже.