По найму
Шрифт:
— Прошу прощения, Ледбиттер, — сказал Хьюи, — но моя спутница плохо себя чувствует. Отвезите нас обратно в Кэмден-Хилл.
— Хорошо, сэр, — отозвался Ледбиттер, а про себя подумал: «Это уже второй раз! Только теперь они вряд ли передумают. Похоже, больше мне их не возить».
— Может быть, мадам хочет глоток бренди, — предложил он. — У меня есть немного — так, на всякий случай, вдруг пассажиру станет нехорошо. Сам-то я не пью, — добавил он.
— Хочешь выпить? — спросил Хьюи Констанцию.
— Да... нет, то есть да. Вы очень предусмотрительны, мистер Ледбиттер, — забормотала Констанция, — а у вас
Ледбиттер достал все необходимое.
— Какая прелесть! — восхитилась она. — Не машина, а самый настоящий бар. — Тут она истерически расхохоталась, сделала глоток, поперхнулась и закашлялась. — Спасибо, — наконец проговорила она. — Мне сразу стало лучше. А ты не хочешь немножко бренди, Хьюи, если, конечно, мистер Ледбиттер не возражает?
— Нет, благодарю, — отозвался Хьюи. — Ты в общем-то была права: праздновать нам нечего.
«Опять начинают цапаться», — подумал Ледбиттер.
— Почему бы нам не отметить наше расставание? — усмехнулась Констанция. — Скажи честно, Хьюи, ты ведь меня не любишь? Ты считаешь меня мошенницей? Ну так давай выпьем на прощание.
— Вряд ли у водителя есть второй стакан, — сказал Хьюи.
— Боюсь, что нет, сэр.
— Ну так и выпей из моего, — предложила Констанция. — Тебе не привыкать!
— Спасибо, но я лучше не буду.
— Почему?
— Что-то не хочется.
— Мистер Ледбиттер, — попросила Констанция, — позвольте мне еще глоточек. Налейте, если вам не трудно.
Ледбиттер обернулся и снова наполнил протянутый ему стакан, который, хоть и казался маленьким, вмещал совсем не мало.
— Ой, льется через край! — воскликнула Констанция. — Пожалуйста, остановите машину и зажгите свет.
Ледбиттер сделал, как она просила. Зажглась лампочка и безжалостно высветила Хьюи и Констанцию, которые забились по углам, стараясь быть как можно дальше друг от друга. На лице Хьюи застыла злоба. Вконец расстроенная Констанция казалась сильно постаревшей — вместе они удивительно напоминали карикатуру на ссорящихся супругов.
Констанция залпом выпила полстакана, поперхнулась и сказала:
— Дорогой мистер Ледбиттер! По-моему, вы добрый человек, во всяком случае, у вас доброе лицо (никто до этого не говорил Ледбиттеру ничего подобного), пожалуйста, посоветуйте мне, как убедить этого упрямого и жестокого человека, что я не делала того, в чем он меня подозревает. Он утверждает, что этого не мог сделать никто, кроме меня, но откуда он знает? Я не святая и никогда святой не прикидывалась, да и от сверхправдивости не страдала — в чем, кстати сказать, тоже не оригинальна. Но в таком деле я не стала бы лгать — зачем мне это надо? Не так я устроена, и он это прекрасно знает. Когда один человек очень любит другого человека, мистер Ледбиттер, между ними бывает всякое, и я теперь стыжусь за некоторые свои поступки. Но я в жизни не послала бы никому анонимного письма — это не в моем характере, и я была уверена, что он это поймет — он же совсем не глупый человек, хотя и неважный художник. Дорогой мистер Ледбиттер, может быть, вы выпьете со мной за компанию?
Дрожащей рукой она протянула ему стакан, но Ледбиттер покачал головой:
— Прошу прощения, мадам, но я не пью.
— Это вы напрасно, — сказала Констанция. — Выпьешь — и сразу на душе делается веселее. Впрочем, какое уж тут веселье! Он говорит, что я его погубила. А знаете, почему? Потому что, по его убеждению, я послала анонимку, и теперь он не может жениться на богачке и роскошно бездельничать. Но он не понимает, что своими нелепыми обвинениями губит меня... Да нет, я хотела сказать не это. Дело в другом. Скажу все, как есть. Даже если б вдруг я решилась на такое письмо, то только потому, что люблю его и мне было бы невыносимо больно его потерять. Может быть, потом он бы простил меня, а я его — за то, что он заподозрил меня в такой низости. Но он меня не любит. Ему противно пить со мной из одного стакана — вот что ужасно. Но такое бессердечие не пройдет даром ни ему, ни его искусству. Человек без чувства мертв для искусства. Тьфу, стихи вдруг получились: чувство — искусство. Потеха. На первый взгляд ничего страшного не случилось — подумаешь, анонимка. В газетах об этом не напечатают! Но мне-то что с того, она теперь будет преследовать меня кошмаром всю жизнь. Дорогой мистер Ледбиттер! Мне почему-то кажется, что вы замечательно разбираетесь в людях. Вы столько всего перевидали. Умоляю вас, скажите этому человеку, что я тут ни при чем.
Ледбиттер промолчал и нажал на стартер. Когда машина тронулась, он сказал:
— Вы тут ни при чем.
Наступила пауза, продолжавшаяся до тех пор, пока Констанция не сказала с нервным смешком:
— Ты слышал, Хьюи? Он говорит, что я тут ни при чем.
— Откуда ему знать? — фыркнул Хьюи.
— Я знаю, кто послал письмо, — ответил Ледбиттер. На сей раз молчание оказалось гораздо более продолжительным и несколько иного свойства.
— Если знаете, то скажите, кто это? — потребовал Хьюи.
Ледбиттер не удостоил его ответом.
— Но, Хьюи, — вмешалась Констанция, — не приставай к нему. Он сказал, что я тут ни при чем. Чего еще ты хочешь? — В ее голосе было столько ликования, что, казалось, говорит не она, а другая женщина.
— Чего я еще хочу? — свирепо повторил Хьюи. — Я хочу знать, кто же все-таки...
— Но, милый мой, неужели так важно, кто именно послал письмо. Главное, что я его не посылала. Теперь у нас все будет по-старому. Любимый, я так счастлива. Поцелуй меня, Хьюи.
Хьюи подчинился. Поцелуй был долгим, потом Констанция сказала:
— Любимый, я такая сонная. Как бы мне не заснуть.
— Правда? — сказал Хьюи. Он заметно успокоился, хотя злые нотки нет-нет давали о себе знать — словно барашки на море после шторма. — Лично я хочу есть.
— Ну так почему бы нам не пообедать? — предложила Констанция.
— Где же?
— В Ричмонде, например.
— Неплохая мысль, — сказал Хьюи.
— У нас теперь и впрямь есть повод кое-что отпраздновать.
— Дорогая, по-моему, ты сегодня уже вдоволь напраздновалась. Ты совсем пьяная.
— Разве что самую чуточку. И тебе советую напиться. Ты что-то слишком трезв.
— Пожалуй, — согласился Хьюи.
— Я сейчас спрошу у мистера Ледбиттера, не разрешит ли он еще немножко угоститься его бренди.
Ледбиттер молча передал ей бутылку и стакан.
— Ну а теперь ты, может быть, выпьешь из одного стакана со мной? — осведомилась Констанция, неверной рукой наливая бренди.
— Да простится тебе пьянство твое, — сказал Хьюи и вдруг икнул. — Прошу меня извинить. Но тебе сегодня пить хватит.