По обе стороны экватора
Шрифт:
Четыре десятилетия назад — в июле тридцать шестого — Албайсин стал местом первой кровопролитной схватки гражданской войны, предвестием трагедий Герники и Овьедо. В лабиринте этих переулков и тупиков безоружные рабочие Гранады три дня отбивались от франкистских мятежников, обрушивших на беззащитный Албайсин авиабомбы и снаряды. И когда отчаянное в своей обреченности сопротивление было сломлено, фашисты учинили здесь чудовищную резню, не щадя ни женщин, ни детей, ни стариков.
В кудрях у Гвадалквивира пламенеют цветы граната. Одна — кровью, другая — слезами льются реки твои, Гранада, —писал Лорка, расстрелянный месяц спустя на опушке оливковой рощи близ дороги, ведущей из Гранады в поселок Визнар. По этой дороге мы проехали, направляясь в маленькое селение Фуэнтевакерос, километрах в двадцати от Гранады. Каждый год там у подъезда серого двухэтажного домика, где родился Лорка, появляются букеты цветов. И еще при жизни Франко в кафе Требол в двух шагах от этой улочки, названной теперь именем поэта, появилось панно с портретом поэта и его стихами, звучащими, как завещание:
Если умру, Оставьте балкон открытым! Мальчик ест апельсин. (Я вижу его с балкона.) Крестьянин сеет пшеницу. (Я чувствую это с балкона.) Если умру, Оставьте балкон открытым!В июне 1976 года тысячи людей собрались в Фуэнтевакерос, чтобы отметить сорокалетие гибели поэта и открыть посвященную ему мемориальную доску. Там были рабочие и крестьяне, поэты и писатели, выдающиеся деятели испанской культуры. Один из участников митинга сказал: «Чтобы убить поэта, его надо убить дважды: сначала — физически, затем — уничтожив память о нем. Убийцам Федерико последнее не удалось, память о поэте жива. Иначе мы не собрались бы на это первое открытое чествование Лорки здесь, на земле Испании…»
…Хроникальные кадры этого митинга Дунаев взял запевом, прологом к фильму об Андалузии. Получилось впечатляюще. Жаркое солнце, гневные лица. И стихи. Стихи Лорки и стихи, посвященные Лорке. Поэты читают, а вокруг — плотная стена жандармов. Они застыли в ожидании команды. Так и кажется, что сейчас прозвучит хлесткий крик командира, и солдаты вспомнят недавние времена. Взлетят дубинки, грохнут выстрелы…
Двадцать и два удара. Двадцать и три с размаху! Воды, воды хоть немного! Воды, где весла и солнце! Воды, сеньоры солдаты! Воды, воды, хоть на донце! Ах, полицейский начальник, Там, наверху, на диване, Таких платков не найдется, Чтобы эту кровь посмывали.…Митинг в Фуэнтевакерос разгорался, как костер. А ведь это было спустя каких-то полгода после смерти Франко. С юридической точки зрения ничего еще тогда в Испании не изменилось.
Губернатор приказал разойтись через тридцать минут.
Митинг продолжался три часа. Три часа читали поэты стихи Лорки и стихи о Лорке. Вокруг стояли жандармы. И ничего не смогли сделать. Видно, и впрямь настали в Испании новые времена!
Эй, испанцы! Пробил час! Солнце светит и для нас! Настежь окна, души, двери: тень былого — не потеря, праха прошлого не жаль. Только будущее суще, сущи только смех грядущий и грядущая печаль.Да, фашизму не удалось убить память о выдающемся поэте — сыне испанского народа. В первый же год после смерти Франко только здесь, в крошечном Фуэнтеваке-росе, вступили в еще не легализованную тогда коммунистическую партию триста человек. Триста новых бойцов партии, которая всегда была символом и боевым штабом антифашистского сопротивления. Триста новых коммунистов на родине Лорки, в маленьком Фуэнтевакеросе, который всемирно известная автомобильными шинами и туристическими путеводителями фирма «Мишлен» высокомерно не включила в свой путеводитель по Испании.
Мы возвращаемся из Фуэнтевакероса в Гранаду поздно вечером. Завтра утром через перевал Деспеньяперрос отправимся в Мадрид.
Я перебираю андалузское досье: записные книжки, газетные вырезки, фотографии, визитные карточки, выписки из советских и испанских книг. Вот она — еще одна цитата из Эренбурга, которую я искал. Удивительная вещь: случается иногда, что мысль, высказанная давным-давно, в данном случае — полвека назад, вдруг зазвучит сегодня, сейчас с какой-то оглушающей силой.
Побывав в Испании в начале 30-х годов, еще до Народного фронта, до франкистского мятежа, Илья Григорьевич закончил путевые заметки об этой стране словами, лучше и точнее которых не скажешь об Испании конца 70-х: «Теперь все спорят. Скульптор за красоту… коммунист за справедливость. Это спор 1931 года. Его сейчас повторяют в разных странах разные люди… Испания долго была в стороне. Она тешила мечтателей и чудаков гордостью, темнотой и одиночеством. Казалось, она вне игры. Так в Америке люди машин и ожесточенного труда устроили заповедник с девственными лесами и с диким зверьем. Однако в Испании не деревья и не звери, но люди. Эти люди хотят жить — так Испания вступает в мир труда, борьбы и ненависти. Она вступает вовремя».
…Алексей ведет машину спокойно. Сидит за рулем прямо. Сосредоточенно смотрит вперед. Не скажешь по нему, что за последние три недели он отснял, как говорят операторы, «материала», которого хватило бы на три полнометражных фильма. Мы возвращаемся в Гранаду. Солнце уже опустилось за изломанную отрогами гор линию горизонта, а ночь все медлит, собирается с силами и никак не решится хлынуть и затопить своей южной чернотой долину Дардо — «реки крови и слез». Ночь ничего пока не может поделать с солнцем: слишком уж ослепительно продолжают сверкать в его последних лучах снежные вершины Сьерра-Невады.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Спастись в Вашингтоне
В июле семьдесят девятого года, возвратившись из Португалии в Москву, я приступил к исполнению обязанностей политического обозревателя Центрального телевидения и Всесоюзного радио. С тех пор работа моя проходит в основном в родных стенах Останкинского телецентра. Но два-три раза в год, сломив упорное сопротивление начальства (оно почему-то глубоко убеждено, что рабочее место политического обозревателя — письменный стол, а зарубежная командировка является чем-то вроде дополнительного отпуска), мне, как и остальным коллегам, вышедшим на эту орбиту, удается выезжать в разные города и страны, чтобы освещать происходящие там важные события: встречи и переговоры руководителей государств, кризисные ситуации, конгрессы политических партий или международные конфликты. Например, войну Англии с Аргентиной из-за Мальвинских (Фолклендских) островов.