По осколкам разбитого мира
Шрифт:
Они прошли по узкому темному коридору, освещенному одним - единственным магическим светильником на стене. Свернули и в конце концов оказались в светлой и просторной комнате. В силуэте, что застыл в углу, было что-то противоестественное, что заставило Алексию чуть прищурится и взглянуть внимательнее.
— Вейн, — тихо позвала Дани.
Он обернулся, и Алексии поплохело. Человек, что стоял сейчас в нескольких шагах от нее, походил на большую сломанную куклу. Голова его кренилась набок, к правому плечу, а левое было вздернуто вверх. Одна рука неестественно вывернута, ладонь прилегала к телу не внутренней, а тыльной стороной, локоть торчал под немыслимым углом. Подобное
Притом лицо незнакомца — гладкое, безбородое, принадлежало привлекательному молодому мужчине. Но то, что творилось с телом, смотрелось ужасно. Словно сама Бездна взяла его в свой громадный кулак и крепко сжала. Словно все его кости однажды были переломаны, и также и срослись.
Увидев Дани, странный незнакомец издал звук, который Алексия трактовала как радостный возглас и, волоча правую ногу, заспешил к целительнице. Шея так и не разогнулась, и голова клонилась к плечу. Смотреть на все это было больно и страшно.
— Это Вейн, — тихо обронила Дани, обнимая калеку. Даже в этой короткой фразе Алексия смогла услышать слезы в ее голосе. — Когда-то он был очень красив — да ты и сама видишь. Его лицо — единственное, что осталось неизменным.
— Что с ним случилось? — Алексию смущало, что они говорят о Вейне так, будто его и вовсе нет рядом. Закралось подозрение, что он просто их не понимает. Он странно мычал, обнимая Дани, но улыбался такой искренней, по-детски светлой улыбкой.
— Он был одним из первых подопытных Венетри — тех, на ком опробовали Камень Рикельма. Возможно, самым первым. Камень что-то сделал с ним… противоестественное. Наверное, дело в чарах, заключенных в нем. Когда Вейн нашел нас… он полз, Алексия, просто не мог подняться. Почти все его кости превратились в желе, а потом… застыли.
— И неправильно срослись, — тихо сказала Алексия.
— Да, и исправить это не выходит — что бы мы ни делали, что бы ни призывали на помощь: целительную магию, руны или физическую силу. Ему больно, ему постоянно больно. Наверное, я воспринимаю это хуже остальных, потому что именно мои способности должны были избавить его от беспрестанной боли. Должны были, но не избавили. Руны приносят ему лишь временное, и едва ли ощутимое облегчение. Иногда он стонет так, что его слышно на втором этаже. Тогда я спускаюсь и накладываю рунную вязь на его тело — Джувенел, благодаря своим познаниям в рунной магии, помог мне с рунной вязью, что усилило мои целительные силы. Но даже это почти не помогает Вейну. Он затихает, но через какое-то время все начинается сначала. Что-то не так в самой его крови, будто в его жилах течет яд, ее отравляя. Мы все перепробовали в попытках ему помочь и все это оказалось напрасным.
Дани нежно погладила Вейна ладонью по щеке. В этом жесте Алексия не углядела никакого романтического подтекста, лишь сестринскую боль и дружеское участие. Вейн издал урчащий звук и снова улыбнулся. Глаза Алексии защипало.
— Самое страшное не то, что сотворили с его телом, ведь оно — всего лишь оболочка для его души. Для меня он всегда был и будет красавцем Вейном, с которым мы вместе скользили по межпространству. Страшно то, что из-за экспериментов Венетри он потерял себя. Эти чары… они что-то сделали с его рассудком. И это — для нас, для меня — оказалось больнее всего.
— Мне жаль, Дани, — прошептала Алексия. — Мне правда очень жаль.
Дани шумно втянула носом воздух. Ее глаза увлажнились, но на щеку не пролилось ни капли — целительница изо всех сил пыталась держать себя в руках.
— Я верю тебе. И все же… Я показала это не для того, чтобы вызвать сочувствие. Я хотела показать, что Венетри — невероятно опасные враги. Непредсказуемые. Безжалостные. Они не остановятся ни перед чем, сломят любую преграду, лишь бы добиться своей безумной цели — подчинить себе саму суть магии. Я показала тебе это, чтобы у тебя были силы для борьбы с ними. Каждый раз, когда на нас нападают ассасины Венетри и в мою душу холодной змеей заползает страх, я вспоминаю Вейна. И мои руки твердеют, а страх превращается в ярость. И сейчас… мы собираемся нанести Венетри визит, и понятия не имеем, к чему приведет наша затея. Ты думаешь, мне не страшно? Страшно, и еще как. Ведь я не так сильна, как Вецвольд, Джувенел, Харм или даже Рейнара. И часть меня желает зарыться в землю, как испуганный зверек, скрыться, вместо того, чтобы по собственной воле идти в капкан зверю. И сейчас самое время напомнить самой себе, ради чего я это делаю. Напомнить, что есть что-то и похуже смерти.
Дани замолчала, но было очевидно, что говорит она про Вейна, чьи страдания не заканчивались… и не закончатся никогда.
— Возможно, в тот момент, когда я вкусно и сытно ем, находясь в тепле, болтаю с Эбби и расточаю улыбки, моего отца пытают, — тихо сказала Алексия. — А я бессильна сделать хоть что-то. Но я отомщу Венетри за все, что они сотворили.
Дани в упор взглянула на нее.
— Я вижу — ты сильная девочка. Если бы ты была Скользящей, уверена, ты была бы одной из нас. А теперь пойдем. Нужно готовиться к штурму лаборатории. Ты уже была там однажды, Джувенел — дважды. В третий раз Венетри от нас не уйдут. И мы освободим твоего отца, наших друзей и просто несправедливо брошенных в клетки подобно бешеным псам.
Они вернулись к Скользящим, занятым каждый своим делом в общем зале. Джувенел вновь учил Эбби рунам, и Алексия была уверена — инициатива исходила от сестры. Похоже, Абигайл твердо вознамерилась в будущем стать рунным магом. Алексия некоторое время посидела рядом, послушала, но решила не мешать разговору учителя и ученицы.
Подошла к Харму, обаятельному блондину.
— Я вчера видела, как ты зачаровывал стрелы, — начала она.
— Будем честны — как я пытался зачаровать стрелы, — с обаятельной улыбкой поправил стрелок.
Алексия рассмеялась.
— Да, верно. Я могла бы помочь тебе — не то, чтобы я была очень сильна в стихийной магии, но несколько раз она меня всерьез выручала.
Харм оживился.
— Конечно! Огненные стрелы стали бы неплохим оружием для штурма лаборатории. Джувенел мог бы мне помочь, но он пока занят с твоей сестрой. К тому же, как он мне объяснил, руны хорошо подчиняются лишь своему хозяину, на чьем теле нарисованы руны изначальные — кажется, он называет это так. Не пойми меня неправильно, выглядит он здорово и девушкам, вроде бы, нравится, но… боюсь мне руны-татуировки не очень пойдут.
Алексия с улыбкой помотала головой, но ничего не ответила. Ей было приятно общаться вот так, обмениваясь незатейливыми шуточками, но… она не хотела, чтобы Харм решил, будто она флиртует с ним. И не хотелось подпускать к себе кого-то ближе установленных границ. Даже… Джувенела, который, вырисовывая на листе бумаги руну для Абигайл, изредка бросал осторожные взгляды на Алексию.
Не сейчас, когда сердце еще кровоточит.
Алексия кивнула и села рядом с Хармом. Зажав наконечник стрелы в руках, призвала огненную стихию. Сталь тут же полыхнула словно бумага, и Алексия выронила стрелу на каменный пол — благо, что не на шкуру.