По осколкам твоего сердца
Шрифт:
Девицы мигом стали, как шелковые, и дружно покачали головами.
– Запомните – ее не трогайте. Иначе у вас будут проблемы. Большие. Поняли?
– Да мы так шутим, - жалобно сказала главная. – Да, Романова? Мы же так шутим?
– Да, шутим, - тихонько сказала школьница у меня за спиной. Но я не поверила. Слишком уж хорошо знала эти «шутки».
– Хватит нести чушь. Мы все прекрасно знаем, что тут происходит. Поэтому пойдем к директору.
– Что? – недоверчиво переспросила главная. – В смысле? Зачем?
– Будете прилюдно раскаиваться.
Прилюдно раскаиваться девицам не захотелось, и они, начав нести какую-то чушь о том, что им жаль, быстренько убежали. А я и их несостоявшаяся жертва остались одни.
– Тебя как зовут? – спросила я школьницу.
– Лина Романова, - ответила та тихо.
– Вот что, Лина Романова. Идем к твоему классному руководителю. Нужно рассказать ей о том, что происходит, - осторожно предложила я и протянула ей руку. – Идем?
– Отстань! – нервно воскликнула Лина, и в ее глазах, полных слез, промелькнул страх. – Ничего ты не понимаешь! Думаешь, один раз спасла, так они обо мне забудут? Нет! Они теперь вообще меня в покое не оставят!
– Я хотела помочь.
– Если хотела помочь, лучше бы деньги дала!
Лина закрыла лицо руками и беззвучно заплакала. А я нерешительно коснулась ее плеча.
– Извини, если обидела. Просто не могла пройти мимо.
– Ты… просто не была… на моем месте, - всхлипнула Лина и от испуга зажала рот ладонью – чтобы больше не издать ни звука.
– Была, - мягко сказала я. – Надо мной то же издевались. Я была у них не человеком, а крысой. И тоже боялась рассказать об этом взрослым.
– Подтверждаю! – появилась Дилара. – Блин, Полина, ты так резко умотала, что я не сразу поняла куда. Что случилось?
Я вкратце объяснила ей ситуацию, и подруга вздохнула. Вдвоем мы увели плачущую Лину на школьный двор, успокоили, дали воды, угостили шоколадкой. Когда девушка пришла в себя, то рассказала о том, что в элитную школу попала по прописке, перевелась в прошлом году. Но девочки из обеспеченных семей невзлюбили ее и стали унижать. Лина думала, что после летних каникул станет лучше, но нет – теперь с нее стали требовать деньги, которых у Лины не было. Рассказать родителям она боялась, учителям – тем более. Ей было стыдно и страшно, и я хорошо ее понимала.
Мы разговаривали почти час. Дилара рассказала то, как подвергалась насмешкам из-за национальности. Я поведала о том, как стала крысой из-за того, что крутая одноклассница стала ревновать меня к своему парню. И чем больше мы говорили, тем больше успокаивалась Лина. Она начала нам доверять.
– Я не знаю, что мне делать, - призналась школьница. – Мне очень страшно. Я не хочу воровать деньги. Но… Не хочу, чтобы меня били.
– Малышка, об этом нельзя молчать, - вздохнула я. – Если есть проблемы, нужно сообщать родителям и учителям. В этом нет ничего постыдного. Просить помощи – это нормально. Ты говорила с мамой?
Лина помотала головой.
– Она так гордилась, что меня взяли именно в сто восьмую школу… Они с папой даже квартиру тут купили специально, чтобы я по прописке попала… Не могу рассказать маме…
– А учителям? – допытывалась я.
– Нет… Мне стыдно про это говорить, - прошептала Лина и сжала юбку.
– Кто твой классный руководитель? – спросила Дилара. – Может быть, мы ее знаем?
– С этого года – Ольга Владимировна, - ответила Лина, и мы с подругой переглянулись.
– Математичка? – улыбнулась я.
– Да…
– Она у нас тоже была классным руководителем! Слушай, Лина, а давай вместе к ней пойдем? Она хорошая. Правда.
– Ольга Владимировна строгая, - пробормотала Лина.
Она никуда не хотела идти, а мы с Диларой не могли на нее давить. Честно говоря, я думала, что ничего не получится, но Лина вдруг решилась. Возможно, на нее подействовали наши с Диларой слова, а возможно, ей просто надоело бояться.
Лина дала номер телефона нашей бывшей классной, и я позвонила ей. Слава богу, Ольга Владимировна была в школе. Буквально через десять минут она примчалась к нам, не понимая, что происходит. Обняла нас с Диларой и спросила:
– А Дима-то как? Неужели, и правда, жив?
– Жив, Ольга Владимировна, - кивнула я.
– Боже… С ума сойти… Ты скажи ему, чтобы в гости пришел, - улыбнулась учительница. И я вдруг вспомнила, как она переживала за Диму, и каким убитым ее лицо было на кладбище. И правда, пусть Дима с ней встретится.
Ольга Владимировна выслушала меня и решительно повела нас троих в школу. Лина прошла без проблем, а нам бывшая классная заказала пропуски – без них не пропускали в здание.
Школа почти не изменилась, и на каждом шагу я ловила флешбэки. Да и кабинет математики оставался таким же, как и прежде, разве что появились новые жалюзи, а в уголке с лучшими учениками класса висели незнакомые фотографии.
Мы рассказали обо всем Ольге Владимировне, которая с каждой минутой хмурилась все больше и больше. Она сказала, что подозревала, что в классе что-то неладное, но доказательств о том, что одну из учениц обижают, у нее не было. А сама Лина молчала и ничего взрослым не рассказывала. Мы провели вместе несколько часов, и за это время Лина успела поплакать и с грехом пополам рассказать Ольге Владимировне о том, что происходит. Каждое слово давалось ей с трудом – это было видно. Но она все же говорила, а потом снова расплакалась. Но, кажется, Лине стало немного легче.
Ольга Владимировна сказала, что вместе с руководством сделает все, чтобы защитить ученицу. А саму Лину записала к школьному психологу – слишком та была запуганная и неуверенная в себе.
Перед тем как уйти, мы с Диларой по очереди обняли Лину и обменялись номерами – на всякий случай.
– Запомни. Ты не одна, - сказала и коснулась ее плеча. – И ты ни в чем не виновата.
Лина смущенно улыбнулась – впервые за все эти часы.
Мы с Диларой отправились к парням на такси. Обычно мы трещали, как сороки, но в этот раз почти всю дорогу молчали.