По осколкам
Шрифт:
– А что это за человек?
– А вот сейчас тебе действительно пора, – забрав у Алисы ручку, возвращает мне.
Достаю свою визитку, кладу на полочку.
– Дина, если вдруг что-то… Просто позвони.
– Куда, – улыбается она. – В Гонконг?
И об этом в курсе.
– Я пару месяцев здесь. А потом… Можешь и в Гонконг. Я и оттуда могу помочь, если что-то случится.
– Спасибо…
– Пока, малышка, – пожимаю маленькую ручку.
И с рвущимся сердцем выхожу за дверь.
Жена друга… Дочь друга…
Набор букв, бл*ть! Набор букв!! Прости меня, Арс…
Глава 5
Доченька и «как бы» родители. (POV Егор)
Рингтон будильника синхронизируется с болью в виске. Висок пульсирует в ритме поставленного трека. Но телефон слишком далеко, чтобы я мог дотянуться и отключить.
– Б*яяя…
И только после третьего звонка до меня доходит, что на будильнике у меня стоит совсем другой трек. Подрываюсь. Смотрю на экран. Уваров!
– Ты чего так рано?…
– Девять, Арс. Ты что, опять бухал вчера?
– Нет.
– В адеквате?
– Как стёклышко.
– Я тебе подарок привёз. Открывай. Сейчас поднимусь.
Рассматриваю одетого с иголочки Пашку. Вспоминаю, что не мешало бы привести себя в порядок перед тем, как ехать к Дине.
– Кофе сам замутишь? Я в душ.
Подарок…
На моём столе лежит четыре коробки. Это тоже подарки. Для дочки. Как отдать? Дина не возьмёт из моих рук. А почему? Почему?! Почему я не могу купить ничего своему ребёнку? Это так несправедливо, Дина!
Даже денег не берёт на дочь. Гордая дурочка!
Это очень обидно. Не знаю я, на что она живет. Дома оставалось немного моих бабок. Но даже если не шиковать, они должны были уже закончиться. Именно этот факт стал решающим в том, что я засунул свои обиды подальше, тормознул и вернулся. Нужно как-то договариваться. И очень надеюсь, что она хоть немного остыла и сделает этот расчётливый шаг мне навстречу.
Лезвие соскальзывает, оставляя ранку. На челюсти несколько похожих, уже побелевших, коцок. Бриться под допингом травмоопасно. Сегодня я чистый. Но тремор рук всё равно есть. Неплохо бы почистить кровь от этого дерьма.
Зачем я уехал? Зачем?!
Надо было остаться и сидеть под этой дверью столько, сколько бы она держала меня под ней. Но я за каким-то сорвался!
Обидно тебе стало, Арс?
Обидно. Потому, что мне было также страшно и больно и за Дину, и за дочку. И то, что я накосячил, никак не отменяло моей любви к ним. И моей боли за всё происходящее. Только усиливало!! Потому, что каждое мгновение я осознавал – это моя вина, что всё пошло так. Только моя. И что я беспомощен абсолютно. Что ничего я не могу ни сделать, ни сказать, чтобы хоть как-то помочь или изменить ситуацию.
Рассматриваю в зеркало, как стекает капля крови.
– Арс! Давай быстрее. Кофе стынет.
Быстро заканчиваю.
Пашка с кружкой кофе разглядывает коробки на столе.
– Твою дочку зовут Алиса.
– Алиса… – застываю я.
Мы не придумывали имя заранее. Решили, что назовём, когда увидим её.
– Алиса! – неожиданно вместе с именем моя дочь становится чем-то реальным, а не только размытым образом. – Алиса…
В груди щемит.
И я ненавижу Дину за это. Ненавижу!! Я уже не могу, эта боль измотала меня до истерики.
– Это приятная новость. Есть и неприятная. Алиса Павловна.
– Что?
– Ты же знал.
– Она Алиса Егоровна. У Дины нет права лишать её отца. Морального права.
– Арс… – вздыхает Уваров. – Я не осуждать её приехал в угоду тебе. Я привёз подарок для тебя. Алису.
Достаёт свой телефон. Что-то включает, протягивает. Короткая видюшка на десять секунд.
– Посмотри на неё.
Падаю на стул, нажимая на пуск. Сердце колотится, грудь наполняется чем-то болючим и порхающим одновременно.
Смотрю – и не вижу ничего от волнения. Включаю второй раз. Очень короткое видео. Не успеваю уловить ничего, кроме усиливающихся ощущений в груди. Включаю в третий.
Моя малышка! Разглядываю её, проводя пальцем по экрану.
Видео останавливается.
Глаза Динкины. Губёшки мои. Улыбка смешная… Два зубика… На макушке пальмочка. Тёмненькая…
Просматриваю видюшку ещё несколько раз. Алиса…
Мой ребёнок… Доченька…
Скидываю видео на свой номер.
– Там фотки ещё…
На фотках очень довольная, щекастенькая.
Губы сами растягиваются в улыбке. Такая большая!! Какая же уже большая!
Но моя улыбка застывает. Потому, что уже большая, да. И я уже никогда не увижу её крошечной. И на руки не возьму.
– В два года.
– Что?
– Официально только в два года я смогу её взять, чтобы… ну… взять её. Пообщаться. Если докажу, что я отец.
Медленно ложусь лицом на стол, закрывая глаза.
– Я ненавижу её…
– Арс.
– Я ненавижу Дину, Паш. Ненавижу. Это всё очень больно. Я ошибся. Неосознанно. А она гасит меня, понимаешь? Гасит, уничтожает. Осознанно. Зачем? Я же сам себя наказал уже. Сожрал за то, что произошло. Я же в ногах у неё валялся бы и так! Почему она это делает?! Почему она такая, сука, жестокая?!
– Может, и неосознанно. Но закономерно. Был бы рядом с женой, не поскользнулся бы с чужой тёлкой. В тебя же не насильно заливали бухло и «засыпали» дурь. Всё сам!
На самом деле – нет. Заливали в меня тогда. И засыпали. Днюха была у Кости. Но я мог и отказаться. Это так.
– А она гасит, потому что ей больно до сих пор. Это временно, Арс. Когда она разлюбит тебя, обида пройдёт. И она позволит тебе видеться с дочкой. Мне кажется, это уже очень близко. Не трогай её. И это произойдёт быстрее.