По памяти и с натуры
Шрифт:
31 июля
Адски холодная ночь, к утру выпала роса. Проводники разожгли большой костер, из темноты полезли к костру несчастные.
С утра погода чудесная, дует верховка.
Из нашей палатки смастерили парус, идем очень быстро. Встречаем маленький пароходик. Бывший увеселительный «Митрополит Макарий» тянет две баржи, в одной корова и лошади. Большие волны. К десяти часам в Артыбаше.
Небольшая рыбачья деревня на очень красивом месте. В кооперативе, кроме спичек, ничего нет, еды никакой.
Сели на плот, заказанный специальной геологической
По Бии
Плот из огромных толстых бревен. Все бревна не связаны, свободно вертятся под ногами, вгоняются в прочную раму. Пять плотовщиков, капитан-алтаец, один русский старик семидесяти двух лет — сила и здоровье необыкновенные. Страхи отпали.
Порог, быстрота, двадцать шесть верст в час, плот два раза перевернуло вокруг оси, несет на скалу, уверенность капитана успокаивает. В течение четырех часов пять порогов, саженные волны, адский грохот, не слышно собственного голоса.
Нас на плоту сорок пять человек. В передней его части ссыльные, их двое. Они сидят рядом, обхватив руками колена и низко опустив голову. Один из них, с тонким, интеллигентным лицом, очень мрачен. На память приходят декабристы. Охранников тоже двое, совсем молодые солдаты. Голые по пояс, целый день загорают, с оружием не расстаются.
Погода чудная.
Вечером ложимся и ночуем в поле на свежем сене.
Ходил в аил за молоком, был в юртах. Боятся продать крынку молока; совершенно порабощены контрактирующим их маслозаводом. После часовой комедии запросили за крынку молока брюки и один рубль, впрочем, деньги в этих краях — совершенная абстракция.
Дружу с доктором. Он человек умный, бывалый, служил военным врачом в Приамурье, хорошо знает Сибирь, интеллигентен.
Три больших порога, плотовщики работают как черти. Тяжелая работа, требующая огромной силы и психофизических качеств. Опять порог, оглушительный рев, плот ныряет как щепка, охлажденный воздух, стук камней о бревна плота. Картину смягчает яркое солнце.
После Турагана река становится глубокой и спокойной. Многие купаются и загорают.
Доктор во время еды уронил миску в воду, миска поплыла по волнам, далеко отстала от нас. Вдруг на берегу какой-то старик садится в лодку, догоняет миску в течение двадцати минут и продает ее доктору за один рубль. Обратно тянет лодку по берегу.
В прошлом году на последнем пороге разбился плот. Из сорока человек восемнадцать утонуло. Плотовщик показал нам остатки разбитого плота.
1 августа
Великолепны пейзажи Бии. Горы отступают, замечательные луга, березы как пальмы; местность ближе и понятнее.
В лесу, на обрывистом берегу Бии, переночевали в каком-то огромном совершенно новом бараке, сладко пахнущем душистой смолой. Устроился прямо на голых досках и мгновенно заснул. Утром взял альбом и пошел по берегу реки — места на редкость живописные.
Богатая кержацкая деревня, огромные рубленые избы. Спросил у проходившего мимо мужика, нельзя ли в деревне купить молока. Он зло помолчал и сказал с расстановкой, что молока никто не продает, самим не хватает. Я выбрал место и стал рисовать. Крестьянин вернулся, долго стоял и смотрел, как я рисую, потом ушел, ничего не сказав. Вернулся с крынкой густого холодного молока. Деньги взять наотрез отказался.
2 августа
Погода
Пошел за продуктами в большую коммуну им. т. Конопко. У ворот на высоком постаменте скульптура почтальона. В клубе пересмотрел газеты и журналы за май месяц.
3 августа
Утром подъем в три часа. Слабый бледный рассвет. Плыть хорошо. Вдруг плот задрожал, загромыхал — мы сели на мель на довольно быстром течении. Пришлось всем лезть в воду.
Нам сегодня не везет: поднялся сильный встречный ветер. Очевидно, в Бийске сегодня не быть.
Приятно чувствовать землю под ногами.
К вечеру сели на плот, плывем до глубокой ночи. Дождь, радуга, огненный закат.
На берегу сплю, как убитый до рассвета.
Бийск
4 августа
Сегодня в девять часов в Бийске. Взяли билеты на час ночи до Новосибирска. У меня с доктором каюта первого класса. У пристани наш пароход. Большой, красивый сибирский пароход, весь иллюминирован и украшен флажками.
Ночью сильный туман. Пароход стоит.
5 августа
Встал рано и вышел на палубу. Туман мало-помалу рассеивается. Приказание капитана по рупору. Свисток. Снимаемся с якоря.
Обь необъятная. Большие волны от парохода. Встречный пароход, нам машут руками.
Завтракал в салоне поросенком. Официанты — «морские пираты». Вышел на верхнюю палубу, из кают-компании доносятся звуки рояля, танцуют фокстрот. Буржуазное настроение. По палубе гуляют «брони» и командированные. Чистота и порядок на пароходе безукоризненные. Явно выраженная иерархия от первого до четвертого класса.
Обь необыкновенной ширины. Мели, островки — плывем с большими остановками. Обмеряют воду с двух сторон длинными шестами.
Перед поездом мечтаю как следует выспаться.
Домой
Я еду домой, лежу на верхней полке прямо на голых досках, под головой мешок с зубным порошком, бритвенный прибор и тетрадка путевых заметок. На мне повидавшие виды ботинки, брюки и рубашка с засученными рукавами. Все остальное или пропало в пути, или уворовалось в общежитиях.
Пассажиры на меня косятся и, по-моему, установили вокруг меня круглосуточное дежурство. Заходил в купе милиционер и молча меня разглядывал, потом ушел ничего не сказав и еще долго беседовал с проводником. Этим все и закончилось.
Поезд тихо движется вдоль перрона. Громкие голоса, радостные восклицания.
Москва! И Таня меня встречает с полевыми цветами, в голубом платье.
По окончании Вхутеина
В изобразительном искусстве тридцатые годы прошли в борьбе с формализмом, в борьбе против авангарда двадцатых годов, влияний западных школ, главным образом французской, экспрессионизма немецкого толка и со всем тем, что подпадало под определение искусства буржуазного. Одной из задач этой борьбы было обобществление «частного сектора» в искусстве. Стремление создать язык всеобщий, всем понятный, который оформлял бы, пусть в форме упрощенной, те требования, которые тогда предъявлялись к искусству.