По праву сильного

Кей Саша

– Дать?

– Угу, – а то вдруг мама.

Он достает телефон, вижу его мельком брошенный на экран взгляд, и трубку мне передать не спешат.

– Ну давай сюда, – канючу я.

Помедлив, Гордеев все же отдает мне мобильник. Звонит Арзамасов.

Вон чего у нас зубы скрипят. Ясно. Да, теперь я могу отвечать на его звонки, и встречаться, и к Лешке ездить, и вообще на свидание с ним пойду, если позовет!

– Алло?

– Ксения? Ксюша, здравствуйте! Хотел уточнить, сможете на консультацию подойти завтра?

– Завтра?

Вряд ли… Я немного приболела, но можно по скайпу…

– Приболела? Что-нибудь нужно? Я на машине быстро привезу.

Гордеев, которому прекрасно слышно весь разговор, выходит из комнаты. «Консультация, блядь, у него!» – шипит он.

Его откровенная злость бальзамом проливается на мое раненое самолюбие. А нечего. Все. Мы в расчете.

– Нет, спасибо, – максимально нежно отвечаю я. – У меня все есть. Давайте я вам завтра напишу.

В коридоре становится тихо.

Но окончание моего разговора и прощание с Константином тонут в звонке домофона.

– Лежи, – заглядывает в комнату Денис и максимально громко озвучивает: – Я сам все сделаю.

От Арзамосова я уже отсоединилась, но последняя реплика явно предназначалась ему.

Появление курьера вновь вносит суету. Моются фрукты, нарезается лимон, чтобы быть добавленным в графин, раскладываются лекарства, поправляется подушка.

Когда все видимые дела переделаны, говорю ему:

– Дверь захлопывается.

– Выгоняешь? – серьезно смотрит на меня.

– Посиди со мной, пока я не усну, – наступив, собственной гордости на горло, прошу я. Плевать какие у него там дела. Мне плохо. А, когда он уйдет, станет совсем погано.

– Если ты пообещаешь мне никогда так больше не делать, – веско говорит Гордеев.

– Обещаю, – это легко. Я ж и в этот раз не собиралась. Оно само как-то вышло. – А что это было? Я так понимаю, эту тыкву столкнули…

Денис устраивается на моей постели в ногах. Уставившись в одну точку, он механически поглаживает мое колено, укрытое пледом.

– У Миши, видать, вообще кукуха поехала. Ольга его бросила. Ну как бросила. Сказала, что подает на развод. Я думаю, она б вернулась. Но Миха решил устранить конкурента. Идиотизм. Как будто Ольгу первый день знает. Если убивать всех мужиков, с которыми она спит, город можно выкосить. Раньше, он не дергался.

А мне понятно, почему конвульсия случилась. Потому что все остальные как раз этими конкурентами не были, а Гордеев был. И Михаил это знал. Но вообще, это что у человека в голове должно было происходить, чтоб пойти на преступление? Не отморозок же. А если бы я не успела? Он бы сел. Проще грохнуть Ольгу, но я, конечно, пристрастна.

– Его Макс уже забрал. От меня подальше. Сама решишь, заводить дело или нет. Ну у Миши в городе перспектив больше нет. Такое не прощают.

На последних словах пальцы его на моей ноге сжимаются, мне почти больно, но я не вякаю.

– Спи, Ксюш. Больше никто тебя не обидит.

Денис замолкает, и мы слушаем, как громко тикает будильник.

Бороться со сном мне не удается, и я проваливаюсь в сон.

Никто не обидит. Никто, кроме тебя, да, Денис?

Глава 47

Несколько следующих дней я почти полностью провожу в постели.

Общая разбитость, настроение на нуле, слезливость.

В довершении всего у меня под глазами проступают несказанно выразительные синяки. Поэтому, даже когда легчает, я отсиживаюсь дома.

Подружки звонят, Арзамасов.

Один раз звонил Лютаев, на заднем фоне слышались сыплющиеся из Карины вопросы о моем самочувствии. Даже Коля звонил уточнить, не нужно ли чего еще заказать.

Ничего не нужно. Кухня забита фруктами, соками, рыбой, икрой.

Мама, вернувшаяся в тот день с работы, открыв холодильник обомлела.

– Ксюш, ты кого-то ограбила? – ошарашенное лицо показывается в дверном проеме моей комнаты и тут же бледнеет. – Что случилось?

– Мам, все в порядке, – вскидываюсь я, видя, как мама покачнулась, но в голову сразу ударяет тупая боль. Я морщусь: – Не совсем, но ничего страшного. Несчастный случай. С крыши упал декор и попал мне на голову.

Звучит, как дебильная отмазка второклассника, которого предупреждали не гулять под сосульками.

– Господи, – мама перебирается на стул. – Ты у врача была?

– Да, – киваю головой на тумбочку, где графином придавлены выписка и назначение врача.

– Господи, – снова бормочет она. – Это же… ты же могла погибнуть… Надо пожаловаться… Где такая халатность допущена?

– Мам, мам, у владельца уже проблемы по этому поводу…

– Да?

– Да, успокойся, тебе нельзя волноваться, – прошу я. – Обещаю, что буду осторожнее.

– Тебе что-нибудь нужно? – она обводит глазами тумбочку, заставленную посудой с фруктами. – Хочешь, я оладушки сделаю? Как ты любишь? Из кабачков?

– Мамуль, спасибо, но не лезет.

– Ну тогда отдыхай, позови, если что…

– Конечно, мам.

Я смотрю ей вслед и понимаю, что хорошо, что она не знает, что все из-за Гордеева. Она и так к нему относится предвзято. Хотя… Свататься он ко мне не будет, так что не все ли равно… Но мне почему-то не хочется слышать от нее гадости в его адрес. Он действительно помог нам, а Лешке – по собственному желанию. И девчонке этой, Маше Николаевой, они с Максом помогут.

А я возьму себя в руки и перестану думать о Денисе совсем. Может, уже завтра получится. В крайнем случае, через год. И думать забуду. В конце концов, что мне пришло в голову в него влюбиться? Я его совсем не знаю.

Эту мантру я повторяю вот уже вторую неделю. Как только синяки стало возможно замазать тоналкой, я стала выбираться из дома, потому что оставаться в пустой квартире наедине со своими мыслями совершенно невыносимо. Лешку выписывают только послезавтра в мой день рождения, мама на работе, а я лезу на стену.