По праву сильного
Шрифт:
– Что же ты, Денис, сразу не сказал? – мама теряется еще больше.
Я прям вижу, как у нее в голове никак не укладывается мысль о моем знакомстве с Гордеевым. Оно и понятно, в ее понимании мы из разных миров и не могли пересечься. Хоть и живут его родители в соседнем доме.
– Елена Анатольевна, за Ксюшей приехал, – огорошивает он.
И я отмираю.
– Денис Сергеевич, можно тебя на минутку? – цежу я, еле сдерживаясь.
Меня так штормит, что я чувствую потребность высказаться. И недовольное сопение брата и, мамино
Я вижу, как Гордеев поднимается из-за стола, и, развернувшись, иду в свою комнату. При семье я высказываться не стану, а вот за закрытой дверью – вполне.
Денис следует за мной молча, но в сопровождении той самой давящей ауры.
И меня это раздражает еще сильнее. Да что там раздражает! Бесит!
Царь не доволен! Охренеть!
Гордеев заходит в мою комнатку, где с последнего его посещения ничего не изменилось, и я закрываю за ним дверь.
– Это что сейчас такое было? – начинаю шипеть с ходу.
– Я привык расставлять все точки над «и» сразу», – набычивается Гордеев.
А где «здравствуй, Ксюша», «рад тебя видеть», «я скучал»?
– Какие точки? Что значит, ты приехал за мной? Какого хрена, Денис? – повышаю я голос, уже не задумываясь, что Гордеев не тот человек, на которого стоит орать.
– Я не понимаю, в чем проблема, – с каменным лицом сообщает мне Ящер.
– В чем проблема? – не верю своим ушам. – Серьезно? Может, в том, что я не игрушка? Не девочка по вызову? Может, у меня есть свое мнение? Или своя жизнь? Возможно, личная?
– Мне не нравится твоя личная жизнь без меня, – высекает он.
У меня пропадает дар речи. Даже не «не нравится его личная жизнь без меня», а именно мне другой не положено! Таращусь на него в полном шоке от такой наглости!
Видя, что я пока не могу подобрать слов для возражений, Денис продолжает:
– Тебе будет со мной хорошо. Я же тебе нравлюсь. Почему нет?
О мой бог! Дай мне сил не пристукнуть этого чурбана!
– Мне много, кто нравится, – Денис скрипит зубами. – Это не повод ни для чего! Ты свалил в закат, не объявлялся, а теперь появился типа «за мной»? Почему нет? Может, потому, что я не резиновая кукла в дорогу?
Я уже почти кричу в голос, и, сдается мне, меня слышно по всей квартире, несмотря на закрытую дверь.
– А может, потому, что и недели не прошло, как тут трется Костя, – рявкает Гордеев, выплевывая имя Арзамасова, как ругательство.
– Ты откуда знаешь? – я упираю руки в боки. – И что из того, что трется?
Ящер нависает надо мной опасной скалой и, обхватив мой подбородок сильными пальцами, говорит мне в лицо:
– Я все знаю, Ксюша. Я привык за своим следить.
– Своим? – я перехожу на позорный ультразвук. – Ты совсем с ума сошел?
Я луплю его груди, мне сейчас так обидно, что по-другому я выплеснуть это не могу.
– Да, своим, – рубит он. – И никаким домашним маменькиным хренам
– Это не тебе решать! Я могу выбрать его и все, и ничего ты не сделаешь! Сердцу не прикажешь! Или ты об этом не знаешь, потому что у тебя сердца нет?
– Сердца? А хочешь, я прям сейчас, сделаю так, что ты сможешь говорить только «да»? – Гордеев придвигается ко мне вплотную, и я ощущаю жар раскаленного тела, и нечто твердое упирается мне в живот.
– Не все решается через койку!
Мы орем друг на друга. Плевать, кто и что слышит.
– Ну если только так можно тебя пронять, – огрызается Денис.
Ах, я еще и черствая? Скотина! Бесчувственный болван! Сволочь!
– Уходи, – я заставляю себя говорить спокойно. – Я тебе благодарна за все, но уходи.
– Сейчас я уйду. Тебе надо подумать, Ксюша. И смириться. Я без тебя не уеду.
Глава 50
Гордеев выходит, толкая дверь. Вижу отскочившую в сторону маму, Лешка стоит рядом. Тоже уши грел. Я так вопила, неудивительно, что они пришли подслушивать. Все равно секретного разговора не вышло.
Слышу, как Денис шуршит курткой.
Вот, значит, как?
Смириться?
А сам уходит?
По его мнению, он суперски аргументировал! Я приехал. Без тебя не уеду. Ага. Разбежалась! Бегу, теряя тапки!
– Елена Анатольевна, всего доброго, – мрачный голос не согласуется с пожеланиями.
Звук закрывающейся двери.
– Ксюх, – начинает Лешка, но я на него даже не смотрю.
– Отстань.
– В смысле отстань? – заводится брат.
– Отвянь, отвали, скройся с глаз! – рявкаю я.
Мама тянет калечного от моей комнаты:
– Леш, правда, не сейчас…
Демонстративно сопя и выражая свое негодование, Лешка все-таки внимает ее совету, а я запираюсь в комнате. С днем рождения меня!
Правда, долго побыть одной мне не дают. Кто-то скребется в дверь.
– Ну что там? – открываю я, готовая спустить всех собак, настолько мне обидно.
За дверями снова брат, и я закипаю еще больше. Ну неужели не понятно, что сейчас не время для нотаций?
Но Лешка какой-то пришибленный.
– Ты чего ревешь? – грубовато спрашивает он.
Реву? Я? Провожу ладонями по лицу – и точно, слезы. Я даже их не почувствовала. Совсем не собиралась я плакать из-за этого Ящера! Бесчувственный, непробиваемый, холодный, эгоистичный!
– Ничего, – буркаю я. – Чего надо? Дай мне просто пережить этот день, а?
– Я так понимаю, это тебе, – хмурясь, Лешка протягивает мне красиво упакованный сверток.
Шмыгая носом, я забираю из его рук что прямоугольное, завернутое в красно-золотую обертку, увенчанное пушистым бантом. Развязывать его не спешу. Для меня это личное, а брательник торчит рядом, по глазам вижу, ему любопытно, что там внутри, но после того, как я зыркаю на него, он смиряется и ковыляет к себе.