По Северо-Западу России. Том I. По северу России
Шрифт:
26-го августа, в памятный день Бородинской кровавой битвы, утром, поезд остановился у Владимирского вокзала, от которого вид на высокий кремль, на его стены и церкви очень красив. Погода была не особенно хороша; в город, по довольно крутому подъему, путники проехали прямо в собор, и, приложившись ко кресту, направились поклониться мощам великих князей Андрея, Георгия и Глеба, почивающих в богатых раках.
Массивные крыши их были подняты, и очертания почивающих святых виделись совершенно ясно. Преосвященный приподнял лежащую на груди Глеба Андреевича руку. Когда, много лет назад, император Павел посетил собор, с великими князьями Александром Павловичем и Константином Павловичем, то приподнимал эту руку и, подозвав великих князей, сказал им: «Поглядите, руки князя как живого». При посещении собора императором Николаем было сделано то же самое. Вслед за поклонением мощам последовал продолжительный, внимательный, полный высокого интереса обход собора.
Впечатление,
Все пять куполов и многие окна в стенах обильно заливают собор светом. Древняя живопись тоже очень светла по своему тону. Если вспомнить малое количество света, отличающее московские и киевские соборы, темноту их ликов и мрак, залегающий по вершинам сводов, то не трудно прийти к заключению, что наша древнейшая домосковская архитектура и живопись были гораздо ближе к своему византийскому источнику — к обилию света и простора.
Собор весь сияет древними ликами и не только одиночными, но изображениями целых сцен Священного Писания. Еще в 1859 году академик Солнцев нашел под известью и штукатуркой остатки фресковых изображений XII века. Когда, в 1882 году, преосвященный Феогност задумал его обновление и воссоздание, приступлено было к подробным розыскам древней живописи. Находки на стенах храма, под штукатуркой за иконостасом, были поразительны, как по количеству, так и по свежести того, что сохранилось, и вызванные сюда члены московского археологического общества не замедлили признать в них стенопись XII века, времен великого князя Андрея Боголюбского, живопись чистейшего византийского пошиба. Летопись сообщает, что собор был расписан в 1161 году; в 1408 году великий князь Василий Дмитриевич повелел дополнить это расписание русским художникам Иконину и Рублеву, в этим внесен в собор второй существенный вклад других людей, другого древнего времени. Начавшаяся с 1882 года реставрация производилась под наблюдением особой комиссии, под председательством такого авторитетного лица, как Забелин; восстановление самой живописи поручено было иконописцу села Палеха, Вязниковского уезда, Сафонову.
Пока шли эти работы, случай открывал один за другим памятники еще более высокого значения, свеянные временем и засоренные мусором, а именно целый ряд гробниц великокняжеских, княжеских и высших деятелей духовенства. В настоящее время, если вы стоите посредине собора, то находитесь в целом кольце могил, каменных гробов, взирающих на вас из-под своих надписей; большинство этих гробов расположено в небольших нишах — «комарах», устроенных, вероятно, великим князем Всеволодом при расширении храма, указавшим, где, как и кого погребать и перенесшим многих из почивших сюда в новые их усыпальницы. Если, как сказано, светла была древняя русская живопись, светлы были и соборы, то под стать им и впечатление этих простых каменных белых гробниц; мысль о смерти, хотя вы в полном смысле слова окружены смертью, от вас чрезвычайно далека, и вы сознаете, что почившие не умерли, а только переселились.
Печален был вид этих могил до их восстановления; многие были совсем заделаны, другие разбились; в отверстия навалился мусор и щебень, и пришлось выбирать их оттуда, освобождая кости усопших; на некоторых из княжеских мощей, увидевших вторично на краткий срок свет Божий, при перемене на гробницах их камней, видны были одежды, ткани, обувь, некоторые полуистлевшие предметы, даже пучочек красной вербы с сохранившимися беленькими росточками. Освобождены
Татары исполосовали Россию. Многострадальнее всех был именно Владимир, потому что в те дни это был город великокняжеский, первопрестольный город, почти первый по пути татар, город устроенный, богатый, с храмами, полными сокровищ, «яко тогда знаменитейший и столичный великих князей град», где восходили они на княжение (преимущество, перенесенное впоследствии в Москву). Собор был так богат, что паникадилам к сосудам золотым и серебряным не было числа; без числа были и порты, шитые золотом и жемчугом; по словам летописи, «яже вешали на праздник в две верви, от Золотых Ворот до владычних сений, в две же верви чюдных».
Поручив защиту Владимира двум сыновьям своим и покинув семью, благоверный князь Георгий с племянниками стал станом на берегах реки Сити, собирая войско против татар. Батый тем временем взял Владимир и пожег, и порубил его. Нетронутым оставался только собор. Тяжелые двери его были заперты, и долго должны были ломиться в них татары. Весь помост собора был полон людьми, запершимися в нем, перед образом Владимирской Божией Матери, тогда еще не перенесенным в Москву (святая икона эта была писана евангелистом Лукой и перенесена в Москву только в 1395 году; на месте её имеется теперь точная, старинная копия). Виднелись тут, на помосте, бояре и боярыни, народ, старцы и дети, и много их было, и все молились под страшные звуки ломившихся в двери татар. А наверху, на всходных палатах, пребывала великая княгиня Агафия со своей дочерью, снохами и внучатами, большая великокняжеская семья в трех поколениях, окруженная боярскими женами. Тут же находился епископ Митрофан. Под неустанный грохот в дверях соборных, под стенания коленопреклоненной на помосте церковном толпы, облекал святитель великокняжескую семью в монашеский образ, в схиму, и приобщал Св. Тайн.
Когда двери соборные уступили, наконец, усилиям татар и все, находившееся на помосте церковном, было посечено и истерзано, а сокровища разграблены, заметили татары и великокняжескую семью, находившуюся высоко, на палатах. К ним вел потайной ход; там, думалось татарам, имеются главные сокровища. Ласки и угрозы не открывали им хода наверх. Тогда натаскан был в храм хворост и зажжен, и все погибло в пламени, все — кроме иконы Божией Матери... На берегах Сити тем временем сложил свою венчанную голову и великий князь Георгий.
Духовное, невидимое присутствие этой огненной жертвы ясно сознавалось в живом рассказе преосвященного Феогноста, обводившего посетителей по собору и указывавшего место палат. В белых «комарах» почивали кругом вещественные доказательства былого — многострадальные мощи.
И много, много было таких страданий во Владимирском соборе. Вот еще одно. В 1485 году, уже на самом исходе татарского ига, Владимир был взять ордынским царевичем Талычем; нижегородский боярин, изменник Карамышев, тайно провел их окрестными лесами. В городе, по словам летописи, не было даже наместника, и он был взят и разграблен. Соборному ключарю, священнику Патрикию, поручены были сокровища храма; он скрыл их; и не узнали татары, где они, несмотря на то, что палили священника огнем, забивали ему под ногтя спицы, сдирали кожу и, продев насквозь его веревку, влачили, привязав к конскому хвосту, по городу. Замучен был Патрикий; но не выдал достояния церковного; тело его почивает на границе Рязанской и Владимирской губернии, на озере Святе. Как не перенести его в собор? — ведь это его достояние! Кажется, что это следовало бы сделать непременно.
Сколько видел собор Владимирский венчаний на великое княжение! Сколько раз оглашался он звуками свадебных и похоронных песен духовных! Еще недавно, в 1884 году, видел собор одну из чрезвычайно редких, высокохудожественных служб церковных. Когда окончено было возобновление его, то мощи трех святых великих князей, Георгия, Андрея и Глеба, перенесенные на два с половиной года в Георгиевский собор, возвращались в свое заветное обиталище. Это было 3-го ноября. В глубокую зиму веяло тогда над Владимиром вечной весной православия, когда, покачиваясь на плечах тех людей, между которыми, нет сомнения, в тяжелую годину могут проявиться и проявятся отцы Патрикии, богатые раки святых, одна за другой, втянулись в собор и заняли свои места. Налево от входа между столбов почивает Андрей Боголюбский; направо против него — Георгий; подле алтаря с правой стороны — Глеб.