По следам гениального грабителя
Шрифт:
— Что ты на это скажешь? — спросил Жилинский у подошедшего Анисимова, показав ему раскрытую ладонь с алмазами.
— Однако тебе всегда везет! Теперь не сомневаешься, что этот мусор выбросили грабители, взломавшие вчера банк?
Достав из кармана пластиковый мешочек, Жилинский переложил в него алмазы:
— Я и не сомневался.
Появилась уверенность, что это не последняя важная находка, остается только повнимательнее всмотреться в разбросанные предметы. В одном из бумажных пакетов, какие обычно бывают в придорожных кафе, Афанасий увидел надкусанный беляш и недоеденный бутерброд. Значит, преступники
— Что там нашел? — поинтересовался подполковник Анисимов.
Приподняв пакет, Афанасий безлико ответил:
— Эти бутерброды они купили в кафе «Аленушка». Оно здесь недалеко, километрах в двадцати отсюда. Может, в кафе установлена видеокамера? Надо взглянуть.
— Хорошая идея, — с готовностью согласился Анисимов.
— Осторожнее, — сказал Жилинский. Наклонившись, он извлек пинцетом из комка слежавшейся грязи еще два небольших алмаза, угодивших под солнечный блик. — А вот еще один, — столь же бережно Афанасий извлек пинцетом крохотный искрящийся прозрачный камешек и положил его в раскрытый пакетик. После чего подписал бирку и прилепил ее к мешочку. — Вот теперь они никуда не денутся. Мне бы хотелось переговорить с человеком, который видел, как сюда сбрасывали мусор.
— Вот он стоит, — показал Анисимов на худого мужчину в потертом темно-зеленом камуфляже.
Уже немолодой, лет сорока пяти, человек устало опирался костлявым плечом о шершавую кору и смолил сигарету, стиснув ее крупными желтоватыми зубами.
— Кто он такой?
— Местный лесник.
— Понятно.
— Я у тебя что хотел спросить-то? Чего ты все этот свитер надеваешь? Вроде бы и не холодно.
— Если скажу, так ты не поверишь, — с усмешкой отозвался Афанасий.
Бережно уложив улики в кожаную сумку, Жилинский подошел к мужчине. Тот выглядел безмятежно, если не сказать — отстраненно, на худом изможденном лице так и было написано: будь моя воля, так давно бы сбежал ото всей этой возни в свою избушку на курьих ножках и наслаждался бы одиночеством.
— Жилинский, следователь по особо важным делам, — сдержанно представился Афанасий. — Мужчина лишь крякнул, не выражая особого расположения. — Это вы первым увидели подъехавшую машину?
— Да, я… Только ведь об этом я уже раз десять рассказывал. Ничего нового добавить не могу. Не из пальца же мне высасывать. — В его тихом голосе послышались язвительные интонации.
— Высасывать из пальца, конечно же, ничего не нужно, — хмыкнул Афанасий. — Только я вот у вас хотел спросить: вы всегда такой отважный?
Лесничий, даже не изменив позы, равнодушно посмотрел на собеседника:
— О чем это вы?
— Ночью по лесу разгуливаете. К неизвестным вот подошли… А если бы у них были стволы? Или думали, что они вас пожалеют?
— И вы о том же… Неожиданное начало беседы. А только ведь кому-то лес тоже нужно охранять. Если каждый под куст станет прятаться, что тогда будет?
— Тоже верно. Это уже позиция! И что же вы там видели?
— Видел троих мужчин. Марку машины не запомнил, но, кажется, это был «Опель». Впечатление такое, что они куда-то торопились. Потому что, когда я к ним вышел и стал кричать, они сразу уехали. Ссориться со мной им было не с руки.
— А что у вас в руках было, если не секрет?
Пожав плечами, лесничий признался:
— Палка была. Я тогда еще подумал: отступать некуда, а если что, так просто им меня не взять. А они побросали пакеты в костер и укатили. Вот и все, что я видел.
— В котором часу это было?
— Где-то в час ночи, может, уже второй пошел.
— А вы всегда в такое время по лесу ходите? — равнодушно спросил Жилинский.
Лесник посуровел. Взъерошенный, лохматый, с колючим пронизывающим взглядом: что-то в нем было от лешего, охраняющего свои заповедные владения. Хотя кто знает, какие они там, эти лешие.
— Приходится… Я шел к женщине, — признался он после некоторой паузы. — Надеюсь, это не запрещено.
— Не запрещено…. Видно, женщина стоит того, чтобы в два часа ночи идти к ней через лес. Я слышал, что здесь и волки рыщут.
Лесничий пожал плечами. Небрежно стряхнув пепел, упавший на его брюки, ответил:
— А мне что лес, что поле — все едино! Нужно людей бояться, а не зверья. Иной зверь умнее человека, просто так ввязываться не станет.
— Тоже верно. Значит, они услышали вас и тотчас уехали? Не вступали с вами в разговор, не спорили, а просто сели в машину и укатили?
— Так оно и было, — согласился лесничий. — Мне все это странным показалось. Вот как вы говорите, просто сели и уехали, даже габариты не стали включать. Я тогда особо этому значения не придал, а потом понял, что они не хотели, чтобы я их номер рассмотрел.
— И когда же они свет включили?
— Только когда отъехали далеко.
— Понятно. Что ж, спасибо за ответ.
— Я могу идти?
— Конечно, идите, вас никто не держит.
— Мне сказали, дождись важного человека, с ним и переговоришь по этому делу. Надеюсь, вы тот самый?
— Не знаю, кого там имели в виду, но я вас больше не держу, — улыбнулся следователь по особо важным делам.
Жилинский подошел к месту, где остановилась машина с преступниками. Здесь было изрядно натоптано. Судя по количеству следов, их было не менее трех человек, быстро разошлись по лесу, наломали сухостоя и запалили костер. На коре толстой сосны он заметил следы зеленой краски.
— Товарищ полковник, — услышал Жилинский за спиной негромкий голос.
Обернувшись, Афанасий увидел толстяка Северцева, одетого в черные широкие брюки и темную полосатую рубашку с длинными рукавами, — раскрасневшийся, взволнованный, он явно куда-то торопился. Странное дело, но Жилинский неожиданно обрадовался этой встрече, как если бы их связывала многолетняя дружба.
— Не ожидал, подполковник, что вы подъедете, — крепко пожал он протянутую ладонь. — Какими судьбами здесь?
— Меня определили к вам, — несколько смущенно протянул толстяк.
— В помощь, значит… И кто же?
— Мое начальство. Вроде как бы уже работаем…
Странно все это. Слишком большое значение придают этому делу. Но не отказывать ведь доброму человеку.
— А все это согласовано? — после паузы спросил Жилинский, не зная, как реагировать на новость — не то прыгать от радости, не то скромно промолчать.