По следам героев
Шрифт:
— Служу не подполковнику, служу Советскому Союзу!
Народился новый день. Он принёс с собой новые заботы и новые опасности. Немцы, стремясь во что бы то ни стало сбросить защитников плацдарма в реку, предпринимали атаку за атакой, бросали в бой всё новые и новые свежие силы, но полк выстоял, не отступил ни на шаг.
В ходе боёв за расширение плацдарма рота, куда входил и — взвод Галимкая, получила приказ: обходным манёвром овладеть высотой 1424. Приказ требовалось выполнять немедленно. Среди белого дня пришлось покидать окопы. Но пока порядочным крюком обходили высоту, наступил вечер, опустилась темнота.
Путь роте преградила река.
— Это речка Старик, — сказал командир роты. — Высота, которую надо брать, сразу за ней, в километре, не больше. Перед высотой должен быть дзот. Мы можем его обойти, но тогда он будет косить остальных…
— Моя так думает, товарищ лейтенант, — заговорил казах Баисов — широкоплечий круглолицый крепыш, — надо его сразу кончай! Токо найти сперва надо гада!
Прикидывать и гадать, где находится огневая точка, в одном лишь названии которой — «дзот» — таилось нечто зловещее, долго не пришлось: раздалась пулемётная очередь, и темноту ночи прочертили огненные линии трассирующих пуль.
Тра-та-та-та-та! Тра-та-та-та!
Пулемёт замолчал, и опять установилась тишина. Может, это стреляли наугад, на всякий случай, может, в дзоте ещё не обнаружили их? Если очереди повторятся… Пулемёт на том берегу опять застрочил — яростно, взахлёб. Пули поднимают фонтанчики на воде, со свистом рикошетят от прибрежных камней. Что делать?
— Разрешите мне, товарищ командир…
— Идите, только осторожно!
Баисов подошёл к Галимкаю, сунул в руку друга нож.
— На том берегу встретимся, дос. [5]
5
Друг (казахск.).
— Если не встретимся, адрес знаешь.
— Нет, нет, не говори такие слова…
Галимкаю дали противотанковые гранаты. Их нужно точнёхонько «вмазать» в амбразуру дзота. Иначе… Не мешкая ни секунды, Галимкай, как был во всём обмундировании, — только телогрейку сбросил — полез в речку. Осень есть осень — вода далеко не для купания. Вот она залила сапоги, дошла до пояса, вот уже по грудь… Студёная вода обжигает тело, перехватывает дыхание. Галимкай крепко сжимает в руках гранаты. Всего две штуки. На них вся надежда. Если он промахнётся, как посмотрит товарищам в глаза?
Дно речки каменистое, идти довольно легко. Но на середине неожиданно оказалось сильное течение. Младший сержант по грудь в воде, с поднятыми вверх руками, упорно продвигался вперёд, стараясь не терять из виду вспышек очередей в амбразуре дзота. Когда в небо взлетали ракеты и огонь усиливался, на поверхности воды оставались только две гранаты.
Вот и берег. Под ногами плоские гладкие камешки. Такими камешками Галимкай с друзьями пускал в детстве «блинчики» на Волге. Размахнёшься — и считай, сколько раз плоский камешек, будто блинчик, коснётся воды. Эх, камушки, камушки, не шуршали бы вы сейчас под сапогами! Добравшись до травы, Галимкай лёг на землю: надо было хоть немного отдышаться и сориентироваться.
Била крупная дрожь. «Хорошо ещё ветра нет, — подумал он, — а то бы вовсе задрог». Весьма кстати из-за туч показался краешек луны, при её свете ему удалось разглядеть еле приметный бугорок — крышу вжавшегося в землю дзота. Он пополз вперёд.
Немного погодя Галимкаю показалось, что он взял заметно левее. Так и есть. Вот справа опять татакнул пулемёт, словно говоря: «Я здесь». Он дал всего одну очередь — огонёк в его стволе вспыхнул и тут же погас, — но Галимкаю и этого достаточно. Через каких-нибудь две-три минуты ночную тишину разорвали два сильных взрыва, прогремевших один за другим. Там, откуда только что бил вражеский пулемётчик, поднялся, словно призывая роту в атаку, высокий столб пламени.
Путь вперёд был открыт. Бойцы быстро одолели реку. Баисов первым подбежал к Галимкаю, стиснул в своих объятиях, как в тот день, когда друг вернулся из госпиталя, и побежал дальше, к высоте. Галимкай бросился за ним. Рядом бежали Антонов и Бутенко, они набегу протягивали ему фляги.
Достичь высоты не удалось. Прозвучала команда ложиться и окапываться. Враг, встревоженный, что его важная огневая точка подавлена, бросил сюда свежие силы. Из десятка огромных грузовиков высыпало человек двести, а то и больше, фрицев. Поливая из автоматов каждый куст, каждый бугорок, они попытались охватить роту с флангов. Это им не удалось, атака была отбита, но в ходе боя взвод Галимкая оказался отрезанным от своих.
Гитлеровцы опять пошли вперёд. Они не считаются с потерями. В поредевшей предрассветной мгле видны их силуэты. Вот они приближаются всё ближе, ведя беспорядочную стрельбу. Пуля сразила командира взвода. А немцы идут, не стоят на месте. Как быть взводу? Подпустить врага вплотную и затем подняться врукопашную? Или встретить огнём? Это должен решить командир, а его нет!
И тут раздался громкий, уверенный голос:
— Беру командование на себя! Взвод, слушай мою команду! Приготовить гранаты!
Это был голос Галимкая.
Вражеская атака была отбита.
Окрасив небосвод в алый цвет, пришла заря. В эту утреннюю рань, когда всё живое должно спать мирным сладким сном, вконец измотанные бойцы взвода копали под раскидистым одиноким дубом могилу. В ней похоронили командира.
Днём рота, действуя в составе 1-го стрелкового батальона, пошла на новый штурм, и высота 1424 была взята. Из штаба полка поступил приказ: удерживать высоту любой ценой. С 5 по 13 октября немцы предпринимали атаку за атакой, пытаясь сбросить с высоты наших бойцов, но каждый раз были вынуждены откатываться назад, оставляя на склонах десятки трупов.
Бойцы устали. Они уже неделю не мылись, не брились, не ели горячего… У могилы командира под старым дубом каждый день вырастали всё новые и новые холмики. Рота теперь только по названию была ротой, фактически бойцов в ней насчитывалось не больше взвода. Но так или иначе, а высоту надо было держать.
Положение создалось серьёзное. Это понимали все. Даже неуёмный весельчак и балагур Галимкай, оставаясь наедине с самим собой, подолгу задумывался, что раньше случалось редко. Правда, при бойцах он никаким образом не выказывает своей тревоги. Нет, он не сыплет шутками и прибаутками. В таком положении пустой трёп и зубоскальство только коробят. Он прислоняется спиной к стенке траншеи, достаёт трофейную губную гармошку и играет грустные, протяжные песни. Устало дремлющие в обнимку с автоматом бойцы слушают их, вспоминая своих матерей, жён, детей, свою мирную жизнь, и в сердцах с новой силой вспыхивает ярость к врагу, разлучившему их с семьями, принёсшему столько горя и страданий на родную землю… Враг опять пошёл в атаку. Уже в который раз за этот день. Нет, не спали бойцы под гармошку Галимкая: они зорко наблюдали за фрицами.