По следам Карабаира Кольцо старого шейха

Кешоков Рашид Пшемахович

— Охотничий сезон начался,— сказал он.— Вы знаете, лейтенант, что такое «гай»?

— Так, немного,— замялся Абдул.

— То-то же. Охотничий гай — это когда целая группа людей выгоняет зверя на линию застрела. Вот вам стрельба и крики. Что еще?

Маремкулов померк.

— Ничего. Я ограничил свои действия проверкой просе­лочных дорог, как мне было приказано.

— Ладно. Составьте письменное донесение.

— Я уже передал Виктору Ивановичу... а вот и он сам. В кабинет вошли Гоголев и Леонтьев.

— Ну, что?

Виктор Иванович сел. Он никогда не ожидал приглаше­ния. Постояв

немного, сел и Леонтьев.

— Директор Шахарской фабрики не мог сообщить ниче­го, порочащего Барсукова и Кумратова. Впрочем, как и дру­гие руководящие ее работники. Правда, из личного дела Бар­сукова известно, что в прошлом он был в деникинской ар­мии в чине поручика. Однако перешел к красным и с тех пор верно служил Советской власти... За Кумратовым — ничего...

— Мало ли что! — перебил Коноплянов.— Знаем мы этих бывших белогвардейцев! Кто, кроме них двоих, мог взять деньги? Оба же исчезли!

По губам Гоголева скользнула его обычная, едва замет­ная скептическая усмешка: он не любил выводов поспешных и скоропалительных.

— Пока не знаю. Возможны и другие варианты

— Какие, например?

— Пока рано что-либо утверждать,— вступил в разго­вор молчавший до сих пор Леонтьев,— но...— и посмотрел на все еще стоявших у порога Дуденко и Маремкулова.

— Да,— кивнул им начальник управления.— Вы сво­бодны.

— Стало известно,— продолжал Петр Яковлевич, когда они ушли,— что Барсуков и Кумратов после получения де­нег в Госбанке обедали в столовой на площади. К ним под­сел неизвестный.

— Так найдите его! — нетерпеливо оборвал Виталий Николаевич.

— Это не так просто,— сказал Леонтьев.— Официанты как-то не заметили его. Внешность описывают разноречиво...

— Проведите повторные допросы. Допросите буфетчика, посетителей.

— Часть уже опросили. Завтра думаем закончить. Когда они ушли, звонил из Джегуты Бондаренко, уверенный, что он будто бы напал на след похитителей. Но телефонная связь внезапно оборвалась и звонка больше не последовало. Веро­ятно, была повреждена линия: все может случиться в такую непогодь.

Заснул Коноплянов на плюшевом диване в своем каби­нете. За день он так устал и нанервничался, что даже не пошел в «комнату отдыха».

6. ЕСТЬ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ НЕ ЗАБЫВАЮТСЯ

Шукаев навещает сына. Не узнать прежней Зулеты. Воспоминания хороши, когда они есть. О втором платке с инициалами.

«Улица Орджоникидзе, 5, квартира 4». Жуниду не пона­добилось даже заглядывать в записную книжку — адрес этот отпечатался в его памяти сразу, в одно мгновение, как толь­ко он получил его. Шукаев знал эту улицу по прежним сво­им наездам в Черкесск и быстро нашел дом, в котором жила его бывшая жена, теперь не просто домохозяйка, а судебно-медицинский эксперт Зулета Нахова.

Дараев с Сугуровым поехали в управление к Бондарен­ко, чтобы обменяться информацией: Жунид подозревал, что преступления последнего времени в Дербенте, Черкесске, ауле Калеж имеют между собой какую-то связь. Это подозре­ние укрепилось в нем, когда в Зеленском районе его позна­комили с шифровкой, разосланной по низовым учреждениям НКВД и милиции за день до праздников. Речь в ней шла "о недавнем побеге из Читы Хапито Гумжачева и Паши-Гирея

Акбашева. Побег был беспрецедентный и дерзкий. В Читин­ской тюрьме заключенные не сидели сложа руки — делали мебель, шили брезентовую робу для строителей, пилили в карьере туф. Попав в столярную бригаду, оба рецидивиста ловко воспользовались моментом отгрузки готовых шифонь­еров, и когда те прибыли в магазин, глазам насмерть пере­пуганного кладовщика, открывшего один из них, представи­лась картина неожиданная и странная: два небритых челове­ка, скорчившиеся за дверцей в неудобных позах. Они мгно­венно выскочили, один выхватил из-за пазухи нож, другой направил на обмершего кладовщика револьвер. Напуганный кладовщик помог им переодеться в форменные комбинезоны подсобных рабочих магазина и даже дал денег — все, что у него нашлось в кармане — около ста пятидесяти рублей. Заодно прихватив и кассу, оба беглеца затерялись в городе.

Шифровка об их побеге поступила, оказывается, и в Черкесское управление, и Жунид пожалел, что по пути в Зеленский район сам не заглянул к Бондаренко, ограничив­шись визитом к Зулете. Дараева начальник черкесского угро почему-то не счел нужным поставить в известность о побеге Хапито и Паши-Гирея.

... Шукаев довольно долго простоял на лестничной пло­щадке двухэтажного дома, где его ожидала встреча с сыном пока наконец позвонил, с трудом умеряя волнение.

Шел восьмой час вечера, и Зулета уже была дома. Встре­тила она его, как и в прошлый раз, просто, приветливо, не смущаясь, в то время как он, топчась в коридоре, с трудом переводил дыхание.

— Входи в комнату. Заурчик у соседей. Я сейчас приве­ду его.

Жунид сел на диван, с любопытством рассматривая об­становку. Пока Зулета ходила за сыном, он имел время не­много прийти в себя.

Простенькая, но очень уютная комнатка, в которой все говорило о мальчике. Низенький, видно, сделанный на заказ столик с таким же приземистым стульчиком. На столе — рисование: альбом, цветные карандаши. На стене, над кроват­кой — деревянная винтовка, его подарок. На полу — ящик с игрушками, в нише — окантованные под стекло фотографии Заура.

И только альков с односпальной пружинной кроватью, застеленной клетчатым пледом, прямоугольное зеркало в углу, на котором стояли флаконы с духами, пудрой и прочими женскими мелочами, да небольшой шифоньер — свидетель­ствовали о том, что, кроме ребенка, здесь живет еще его мать.

Жунид испытал мгновенное, вовсе не свойственное и незнакомое ему чувство приятной расслабленности и умиро­творения, в котором было что-то сентиментальное. У него даже защипало в носу. Любит она Заурчика. И заботится о нем.

Вообще он не узнавал прежней Зулеты.

Мальчуган вбежал в комнату, топоча ножками:

— Папа, папа! — закричал Заурчик, бросаясь к нему в объятия. Жунид усадил его на колени, украдкой, стесняясь Зулеты, поцеловал в кудрявый завиток пахнущих солнцем волос на затылке и завел тот полушутливый, полусерьезный разговор, за которым мужчины горской породы, сдержанные по натуре, скрывали обычно переполняющую их нежность.

У Зулеты тоже подозрительно заблестели глаза.

— Ну, вот... и увиделись,— сказала она и отвернулась.— Я пойду на кухню. Приготовлю кофе.