По следам Карабаира Кольцо старого шейха
Шрифт:
Бондаренко насупился, постучал ногтем по папке.
— Я не считаю, Виталий Николаевич, что ограбление ювелирного магазина — пустяки.
Конопляное приподнял ладонь над столом, но не хлопнул, удержался.
— Похищено барахольное кольцо стоимостью в две сотенных, а вы называете это ограблением. Мелкая кража и хулиганское нападение! Наверняка в пьяном виде Вот как называются такие вещи!
— Есть подозрительные обстоятельства...— не поднимая головы, упрямо продолжал гнуть свое Сергей Тимофеевич
— Какие, например?
Бондаренко
— Ударить женщину обернутым в платок камнем — не слишком ли это много для того, чтобы стащить мелочь? Когда рядом лежали очень дорогие украшения?..
— Вот-вот, согласитесь — вывод может быть только один — случайный пьяный разбой.
— Паритова неохотно говорит на допросах...
— Ну и что же? Люди вообще не любят откровенничать в нашем присутствии. Что вы еще выяснили?
— Розыск ничего не дал. Мои люди дежурили на ярмарке, в магазинах, на вокзале. К сожалению, безрезультатно.
— Ревизия, насколько мне известно, тоже не обнаружила недостачи?
— Да,— Бондаренко и сам чувствовал, что ему крыть нечем: на догадках и интуиции далеко не уедешь, но все в нем восставало при одной мысли о том, что Коноплянов прикроет дело, не даст довести его до конца.— Я был вчера у бывшего ювелира Чернобыльского,— неуверенно добавил Сергей Тимофеевич, видимо, не надеясь, что его заявление что-либо изменит.
— Ну, и что? (Коноплянов любил «нукать»). Начальник угрозыска развел руками.
— Скользкий старик. Ему иногда приносят на оценку вещи, поступающие в скупку. Мельхиорового кольца, которое украдено, он не помнит. Говорит, не приносили.
— А почему «скользкий»?
— Да так. Я поинтересовался его прошлым. До революции имел крупную мастерскую. Целый штат. Ценности отдал республике добровольно. Правда, неделю сидел в ЧК — утаил два золотых слитка. Потом его выпустили, золото конфисковали.
Виталий Николаевич усмехнулся и покровительственно похлопал Бондаренко по плечу.
— Видите? Нет у вас ничего определенного. Какие-то туманные подозрения. Вы даже не знаете, кого и в чем подозревать. Вот что, Сергей Тимофеевич...— Коноплянов теперь уже не колебался и прихлопнул ладонью по столу.— Оставьте. Нечего начальнику угро заниматься грошовой кражей. Передайте материалы Маремкулову — он завтра выйдет с гауптвахты — и пусть возится. Найдет этих типов — хорошо, не найдет — шут с ними. А вы вот что сделайте: соберите мне по области данные на неработающих, алкоголиков и лиц без определенных занятий — пора обратить на них внимание и почистить город и область.
— Но...— встал Бондаренко.— Как же... может быть, вы позволите мне продолжить?.. И потом — Петр Яковлевич держит в курсе Геннадия Максимовича...
— С Воробьевым я поговорю сам,— категорическим тоном сказал Конопляное.— Баста! Передайте дело Маремкулову!
— Есть еще одно странное обстоятельство,— все еще не теряя надежды, сказал Бондаренко. Он отлично понимал, что Маремкулов, не имеющий собственного мнения, человек, совершенно не сведущий в криминалистике, получив дело,
сделает все возможное и невозможное, чтобы угодить Коноплянову. А значит, протянет сколько сумеет, и история на ярмарке после нескольких месяцев неповоротливой волокиты будет отложена в разряд «глухих дел».
— Что там еще? — недовольно спросил Конопляное.
— Платок, в который был обернут булыжник, не приобщен к делу.
— Почему?
— Он пропал. И никто не может объяснить, куда. Лейтенант Маремкулов утверждает, что он сдал его в бюро технической экспертизы с соблюдением всех формальностей...
— Кому?
— Это было во время перерыва. Секретарь приняла, сделала запись в книге, Маремкулов расписался и ушел. Платок так и лежал в конверте, вложенном в книгу учета. А когда сотрудники бюро возвратились с обеда, платка уже небыло. В графе «принял» — неразборчивый росчерк вместо подписи.
Коноплянов поморщился.
— Кому он нужен этот сопливый платок. Может, кто случайно выбросил в корзину для мусора. Как бы там нибыло, пропажа платка не изменит моего решения.
— Я не видел,— не уступал Бондаренко,— но лейтенант Маремкулов говорит, что платок был старинный, шелковый и с какими-то буквами...
Виталий Николаевич начал терять терпение.
— Хорошо, я проверю. Вы можете идти.
Вернувшись к себе, Сергей Тимофеевич со злом швырнул папку на стол. Сколько времени и сил он потратил! И вдруг — Маремкулов! Спустит все на тормозах — и только!
Следующий день — это было уже четвертое мая — принес Коноплянову новые хлопоты. Утром был получен документ, потребовавший «особого» совещания. Уже в девять часов оба заместителя Виталия Николаевича, начальник угрозыска, следственные работники и эксперты сидели за длинным зеленым столом и гадали, о чем же пойдет речь нынче и отчего это у шефа такой озабоченный и вместе с тем деловито-сосредоточенный вид. А распоряжение наглухо закрыть двери и окна, переключить телефоны на секретаря заинтересовало присутствующих еще больше.
Наконец Коноплянов сел в кресло, стоящее во главе стола, кивнул помощникам, показав на их места и, слегка откашлявшись, начал раскатистым баритоном:
— Товарищи! Получена секретная директива, содержание которой я доведу до вашего сведения Вопрос, должен вас предупредить, имеет огромную важность, и я прошу, нет... я требую отнестись к нему со всей серьезностью...— говорил Коноплянов, по обыкновению неторопливо, тщательно выбирая слова (он вообще гордился своими ораторскими-талантами).— Итак...— он еще раз обвел всех строгим, «мобилизующим» взглядом и продолжал: — По данным разведки СССР, пакт о ненападении, заключенный между Советским Союзом и фашистской Германией — не более, как фикция, рассчитанная на обман общественного мнения в международных масштабах с целью выиграть время, со стороны Германии, разумеется, и подготовиться к войне с нами!..