По следам Карабаира Кольцо старого шейха

Кешоков Рашид Пшемахович

— Ну, вот. Тем более. Я, откровенно говоря, терялся в догадках. Чудеса да и только! Оказывается, на всякого муд­реца довольно простоты.

— Спасибо вам, Виктор Иванович, за книгу Я испаря­юсь! У меня до отъезда еще куча дел!

— Ну, удачи вам,— вставая, сказал Гоголев и крепко потряс руку Жуниду.— Молодец вы Во всей этой кутерьме нелегко свести концы с концами..

* * *

У Парамона была прострелена икроножная мышца Мак­симум — неделю в кровати, несмотря на изрядную потерю

крови. Смуглое лицо его побледнело и заострилось, но он вполне способен был давать показания

Жунид не имел ни времени, ни желания на прелюдии и уговоры.

— Ну, как? — спросил он сразу — Будете говорить? Не изменили своего решения?

Цыган утвердительно кивнул Потом нехотя объяснил.

— За покушение на майора НКВД по головке не погла­дят. Может, скостят мне, начальник, если сам повинюсь?

— Может, скостят,— в том ему ответил Шукаев.— Но гарантировать я ничего не имею права. В протоколе,— Ар­сен, запиши,— будет отмечено, что вы намеренно не затяги­вали следствие и чистосердечно рассказали все, что вам из­вестно. Разумеется, если не вздумаете лгать.

Сугуров, как всегда спокойный, внимательный, сидел возле кровати, устроив планшет на тумбочке. На его свеже­выбритом лице не было никаких следов недосыпания, хотя он тоже не ложился минувшей ночью.

— Ладно. Чего уж,— слабо махнул рукой Парамон.— Задавай вопросы, гражданин майор. Я не больно говорлив, да и пропустить чего могу невзначай. Опосля скажешь — тем­ню.

— Кто поручил вам выкрасть кольцо?

— Барон.

— Феофан по прозвищу третий?

— А это не прозвище. И дед, и отец его правили табо­ром. Его по батьке — Феофанович. Так и есть — третий.

— Почему не взяли ни одной вещи, кроме перстня?

Парамон сделал над собой усилие, прежде чем ответить.

Лицо его приобрело затравленное, жалкое выражение. Он даже оглянулся на дверь.

— Не бойтесь. Никто не слышит.

— Омар Садык сказал — если возьмешь хоть грамм зо­лота или еще чего там — самое малое, что могу посулить — маникюр, а потом горячую чарку...

— Объясните, что это значит?

Шея цыгана побагровела. Широкой костистой ладонью он вытер со лба испарину.

— Помни, гражданин майор.— Парамон слово держит

— Я сказал вам,— нетерпеливо перебил Шукаев.— Ваше поведение на допросе будет учтено при рассмотрении дела в суде.

— Ты не видал, майор, ты не видал...— в глазах Будулаева заметался такой дикий животный страх, что даже Шукаеву стало не по себе.— Ты не знаешь, на что похож человек после «маникюра» и «горячей чарки» Омара Садыка. О! Это страшный старик! Перед ним — и барон никто. Так — тьфу, сопля! Растереть ногой — и ваших нет!

— Не отвлекайтесь.

— Кусачки есть у его молодцов,— облизнув пересохшие губы, сказал Парамон.— Раз нажал — пальца нет. Десять раз нажал — две кульки вместо рук... А после свяжут и растоп­ленную тинктуру в рот... Вся шея — в дырках... Ты видел, как раскаленная жижа насквозь через глотку течет... Я ведь что — я маленький человек! Куда мне против Омара!

— Это что же за сказки вы мне рассказываете? — рас­сердился Шукаев.

— А то не сказки, майор... виноват, гражданин майор,— встретив взгляд Жунида, поправился Парамон.— Я видел, чего осталось от фрайера, который пошел поперек старику Еще при покойном ротмистре Асфаре... в Осетии. Омара тогда звали Ханом. Говорили, сам Унароков стоял перед ним стол­бом.

— Ладно, предположим, он действительно палач и убий­ца, к нему мы еще вернемся. С кем вы были? — спросил Жунид, отметив про себя, что уже второй человек после Чернобыльского говорит ,ему о первоначальном и, может быть, тоже не настоящем) имени дербентского ювелира.

— Где?

— С кем грабили ювелирный ларек?

— Ловишь, майор? Ты же взял Зубера в церковном дворе.

— Он молчит.

— Ну, и дурак. Я с ним и был. Он камнем продавщицу огрел.

— Зачем камень обернули в платок?

— Феофан велел. Наказать надо было бабенку. Мужик ее дюже зажимистый стал.

— Кто привозил ему украшения от Омара?

— А ты, гражданин майор, я вижу, даром времени не терял: уж и про это унюхал.

Страх, видимо, понемногу отпускал Будулаева. Лицо его и жилистая худая шея снова приобрели свой первоначальный оттенок.

— Отвечайте на вопрос.

— Зубер сперва носил. Потом — уж после праздников — объявился Хапито. Говорили, из тюряги он бежал — не знаю точно. Не спрашивал: с Хапито лучше зря не вязаться...

— Гужмачев?

— Ага.

— Куда вы должны были доставить перстень?

— А к Феофану. Омар с ним дело имел.

— Что означают слова «вторая капля»?

Будулаев пожал плечами.

— Не знаю. И Зубер не знает. Так лтарик кольцо назы­вал. Но болтать не велел.

— Откуда он знал, что кольцо находится в скупочном отделе ювелирного ларька на рынке?

— Хапито видел его там. Пахан еще год назад собрал на­ших, показал бумажку, на ей то кольцо было нарисовано. Ска­зал, кто первый найдет — от Омара будет иметь косую [56] .

56

Тысяча рублей (жарг.)

Парамон говорил, не раздумывая, видно, твердо решив ничего не скрывать и попытаться спасти свою шкуру. Цыган прекрасно понимал, что за попытку убийства майора госбе­зопасности в военное время его мог судить трибунал, а это равносильно расстрелу.

— Назовите членов вашей шайки.

На этот раз Будулаев насупился. Он. уже переступил границы воровского кодекса чести, давая свои показания, но теперь вопрос был поставлен настолько прямо и недвусмыс­ленно, что он заколебался.

— А то сам не знаешь, начальник?