По следам Карабаира Кольцо старого шейха
Шрифт:
— Абсурд! — все еще сохраняя самообладание, повысил голос Газиз.
— Назовите ваших сообщников!
— Я отказываюсь отвечать на любые вопросы,— снова прежним ровным тоном заявил он.— И сегодня, и завтра, и послезавтра. Сажайте меня, если считаете, что имеете право
Когда Дзыбова увели, Жунид распахнул форточку и в изнеможении сел опять на стул.
— Все жилы, проклятый, вымотал,— простонал он, ероша рукой волосы.— Как и где ты нашел эту штуку, Вадим?
— Ты знаешь, к стыду моему, должен признаться, что я несколько раз перешвыривал вещмешок с места на место. В сарае у него барахло разное сложено- старые хомуты,
— Вспомнил? — улыбнулся Жунид.
— Точно Глянул в свой блокнот — точно: старый брезентовый рюкзак тоже пропал с фермы в ночь убийства... Тогда я его и прихватил... нашли Чича. Он признал. Вот все.
— Молодец,— искренне сказал Жунид.— Если бы ты пришел с пустыми руками, не знаю, что бы я делал...
Дараев даже слегка покраснел от удовольствия.
— Кто же он все-таки? — рассеянно проговорил Жунид.
— Кто?
— Дзыбов. Главарь всей этой шайки? Или только один из исполнителей?..
12. ПОБЕГ
Наконец-то в руках у Жунида и Вадима оказалось хоть одно вещественное доказательство — рюкзак с чохракской конефермы. Как он попал к Газизу,— это уже другое дело. И вот тут-то и было главное затруднение. Такого типа, как Газиз Дзыбов, Жуниду еще встречать не приходилось. Почти полуторачасовой допрос прошел впустую. Дзыбов охотно, «из любви к искусству», как он сам признался, болтал на любую тему, но наотрез отказывался отвечать на вопросы, которые могли навести на след остальных участников налета. Слово «остальных» Жунид употреблял условно: он был глубоко убежден, что Дзыбов побывал на конеферме в ночь убийства сторожа. Но как доказать это?..
День выдался ненастный. С рассвета сеял мелкий монотонный дождь, полируя холодным и мокрым блеском крыши домов, телеграфные столбы, глинистые дороги, разъезженные колесами бричек так, что колеи совсем утонули в глубине проселков, а колеса повозок проваливались в них по самые ступицы. Над рекой Фарсой, над ближним лесом курился волнами туман и, сплетаясь с сетью дождя, оседал на кронах деревьев, на плоской неуютной поверхности воды.
Дараев и Жунид сидели у Тукова в кабинете и вполголоса разговаривали, вырабатывая план дальнейших действий. Вадим советовал наведаться к Хахану Зафесову в том случае, если Газиз и дальше будет упорствовать и продолжать свои «философские» импровизации на допросах. Жунид не соглашался, говоря, что он знает Зафесова как облупленного и уверен в бесполезности разговора с ним до тех пор, пока разговор этот не будет угрожать безопасности и свободе самого Хахана.
Вошли Туков и Коблев.
— Ну, что нового, товарищи областные работники? — поздоровавшись, спросил начальник отделения.
— Мало утешительного,— уклончиво ответил Дараев.— Наверно, придется еще раз допросить Дзыбова...
— Не завидую я вам,— иронически заметил Туков, садясь за стол.— Мне как-то пришлось с ним беседовать.. Лучше босиком по крапиве ходить... Любое слово он так перевернет, что забудешь, о чем говорить хотел... Грамотный, черт...
— Хаджиби Кербекович,— напомнил Коблев.— Там вас ждут в приемной.
— Зовите всех. И дежурного ко мне,— начальственным тоном распорядился Туков и открыл сейф.— Вы, товарищи, извините, мы тут займемся делами... На лубзаводе — кража. Брезентовые палатки увели, и несколько бухт джутового каната...
Шукаев встал.
— Мы уйдем в другую комнату...
— Нет, пожалуйста, оставайтесь, если хотите...
Жунид и Вадим направились к дверям. К Тукову вошли сразу несколько человек из работников РОМа.
— Терпеть не могу, когда без надобности прибегают к воровскому жаргону,— сказал Шукаев уже в коридоре.— «Брезентовые палатки увели...».
— Ивасьян тоже любил такие словечки,— отозвался Вадим.
Во дворе оглушительно грянули три выстрела, прозвучавшие почти одновременно.
Следователи переглянулись. У обоих мелькнула одна и та же мысль.
— Газиз! — вскрикнул Шукаев и бросился к выходу Вадим помчался за ним. В отделении захлопали двери...
— Помдежа — ко мне! — крикнул Туков, выслушав невразумительный рассказ растерявшегося охранника.— Помде-жа — ко мне! — еще громче повторил он.
Шукаев стоял в стороне с Вадимом. Он был так поражен случившимся, что в первый момент не нашелся даже, что сказать. Побег Газиза Дзыбова грозил осложнениями, о которых не хотелось и думать. Снова обрывался с трудом нащупанный след.
Крики Тукова, возбужденные голоса Махмуда Коблева и других работников отделения, собравшихся во дворе,— все это сейчас не задевало сознания Жунида. Он пытался представить себе обстоятельства побега, насколько это возможно было сделать по тем отрывочным сведениям, которые со-. общил Тукову помощник дежурного.
Случилось так, что, проходя мимо камеры Газиза в КПЗ, помдеж Тлишев услышал голос заключенного и подошел к двери. Дзыбов попросил отвести его к Шукаеву якобы для того, чтобы сообщить последнему что-то важное. Тлишев открыл дверь камеры своим ключом и выпустил Газиза. Запирая камеру, завозился с задвижкой. Погнутый смыч ее никак не входил на свое место. Пока он пытался справиться со щеколдой, пробуя выгнуть ее в обратную сторону с помощью бородки ключа, Дзыбов выбежал во двор, в три прыжка пересек его и, вскочив на пожарную бочку с песком, перемахнул через забор. На колючей проволоке остался кусок синего сукна от штанины.
Стрелял Тлишев уже, как говорят, «в пустой след», больше для того, чтобы поднять тревогу. Сунув пистолет в -кобуру, снова бросился в КПЗ, неизвестно зачем. Растерялся.
— Вадим,— вполголоса сказал Шукаев,— сейчас Туков должен организовать погоню... Отправляться на поиски беглеца нам вдвоем будет, пожалуй, слишком большой роскошью. С группой, которую даст Хаджиби, пойдешь ты. Я останусь в ауле. Попробую разузнать здесь что-нибудь еще...
— Я готов,— сказал Дараев.
— Хаджиби Кербекович,— обратился Жунид к Тукову.— Нужно немедленно начинать поиски. Ищейка у.вас есть?..
— Я уже приказал,— важно кивнул Туков.— Сейчас придет проводник Алехин со служебно-розыскной собакой Джексом... С Алехиным пойдут... вы, Коблев...
— И я, если разрешите! — подскочил Тлишев, заглядывая в глаза начальнику.
У него было такое огорченное лицо, что Жуниду стало его жаль, хотя едва ли беспечное поведение незадачливого помдежа заслуживало оправдания.
— Я тоже — с Алехиным и Коблевым,— сказал Дараев.— Жунид Халидович останется здесь...
— Вот и добро! — обрадовался Туков.— Людей у нас мало... Тлишев, ступайте ко мне в кабинет, я сейчас приду и тогда поговорим... Никуда вы не пойдете: по вас гауптвахта плачет...