По следам Синдбада Морехода. Океанская Аравия

Шумовский Теодор Адамович

После этих трех лоций имя Ахмада ибн Маджида рас­творяется в сумраке, окутывающем наши знания о последних годах его жизни. Как обычно бывает в таких случаях, появи­лись умозрительные предположения, следом за ними не серьезные домыслы. Примером первых может служить мысль одного бразильского ученого, выходца из Леванта, высказан­ная в переписке со мной, о том, что знаменитый лоцман сопровождал экспедицию, открывшую полуденную Америку; непонятно, как арабский морепроходец мог вести португаль­ские корабли в Атлантике, если он, подобно своим товари­щам по профессии, не знал этих вод. Здесь уже налицо увлеченность страстного исследователя, который хочет без­остановочно идти вперед и не всегда находит нужным перевести дух и осмотреться. Другой деятель, сирийский, осуществивший ряд полезных изданий арабских морских текстов (к сожалению, текстологическая сторона в этих работах не достигает нужной высоты) непременно желает, чтобы Ахмад ибн Маджид умер в 1510 году: «...вряд ли он жил позже». Тут уже домысел худшего рода; не будем гадать, а скажем: после лоций начала XVI века следы столь долго занимавшего наше внимание человека теряются. Сейчас нам остается перейти к последней фигуре многовековой арабской талассографии,— фигуре, достойно замыкающей круг интере­сующих нас авторов.

Сулайман ибн Ахмад ал-Махри ал-Мухаммади происхо­дил, как показывает его первая нисба (указание на место происхождения), из южноаравийской приморской области Махра. Если у Ахмада ибн Маджида решающую роль в выбо­

47

ре профессии сыграла, по-видимому, принадлежность к лоц­манскому роду и лишь во вторую очередь — годы отрочества в портовом городе Джульфар, то, вероятно, Сулайман опреде­лил дело своей жизни именно благодаря тому, что рос под махрийским небом. Вместе с другими областями южной Ара­вии, его родина исстари была одним из центров междуна­родной морской торговли в Индийском океане; в ее и других гаванях по всему северному берегу Аденского залива деятель­но работали судостроительные верфи и судоремонтные мастерские. Сам воздух этих оазисов, притиснутых пустыней к океану, полон манящим запахом дальних стран, и мало кто из поселившихся здесь оставался равнодушен к тому, что скрывала за собой зыбкая линия горизонта. Морские стран­ствия не были самоцелью: большинство путешественников составляли купцы, меньшую часть — экипажи судов, еще меньшую — судоводители. Не было ли последних среди пред­ков Сулаймана, не от них ли и он, подобно своему старшему собрату, унаследовал интерес к мореходной профессии, лишь закрепленный местом пребывания? Здесь мы должны отме­тить отсутствие в произведениях махрийского автора каких бы то пи было автобиографических данных. Скромность? Или увлеченность своей темой в такой степени, что жаль подарить миг, слово другому предмету? Опять не станем гадать, а будем исходить из того, что есть. Одна лишь мысль возникает в связи со сказанным: писатель, если он по натуре своей художник, при всех обстоятельствах не может обойти в большом обобщающем труде, о чем бы ни говорилось там, хотя бы части своих личных переживаний, ибо они всегда содержат интерес для многих, общественную ценность. Тот, кто так не поступает, внушает сомнение в талантливости, последняя начинает походить на простую способность к слож­ному ремеслу. Наш автор с большим знанием дела излагает разнообразные сведения по мореходству и ни на шаг не от­ступает в сторону; он сдержан и сух до замкнутости; непро­ницаемая завеса отгораживает его душу от читателя, и два мимолетных упоминания об Ахмаде ибн Маджиде в главном труде звучат как откровение. Или не все, что он создал, до нас дошло?..

Сохранившееся теоретическое наследство Сулаймана ал-Махри, как он зовется в арабистике (или часть этого на­следства), представлено пятью произведениями. Крупнейшее из них — «Махрийская опора в точном познании морских наук» — состоит из семи глав: 1. Основы морской астроно­мии. 2. Наименования звезд; расстояния между Северным полюсом и Полярной звездой. 3. Морские пути в области наветренных и подветренных стран (т. е. лежащих к западу

48

и востоку от мыса Коморин в Индии). 4. Маршруты в сфере островов и архипелагов между Мадагаскаром и Тайванем. 5. Широты различных гаваней, определенные в соответствии с положением Полярной звезды и обеих Медведиц. 6. Мус­соны. 7. Маршруты по морю между западными побережьями Аравии и полуострова Индостан. Это своеобразная энциклопе­дия морских наук, по охвату материала приближающаяся к «Полезным главам» Ахмада ибн Маджида и «Всеобъемлю­щей...» турецкого адмирала Челеби, между которыми она хронологически стоит. Затем следуют сочинения: «Ожерелье из солнц, касающееся выведения основных правил», состоя­щее из шести разделов: 1. Лунный год. 2 — 3. Солнечный год. 4. Византийский год. 5. Коптский год. 6. Персидский год — речь о системах летосчисления, связанных с наблюде­ниями эклиптики, по-видимому, и подсказала слова для первой части заглавия трактата; «Славная книга путей, каса­ющаяся науки о беспокойном море» с семью главами: 1. Ин-доокеанские маршруты. 2. Положение разных гаваней относительно звезд. 3. Побережья крупнейших островов.

4. Расстояния от Аравии до Индии, от Африки до Индонезии.

5. Ветры, циклоны. 6. Аравийские, африканские, индийские побережья. 7. Солнце, Луна, зодиакальный круг. Следующее сочинение: «Дар мужам, где толкуется про облегчение усво­ения правил» также с семичастным построением: 1. Сферы и звезды. 2. Деление небесной окружности на 32 доли (по числу навигационных румбов). 3. Понятие зама (три часа морского пути) — единицы измерения пройденного расстоя­ния. 4. Каботажное и открытое плавания. 5. Съемка звездных высот для определения координат гаваней. 6. Расстояния между гаванями. 7. Морские ветры; наконец, комментарий к последнему трактату, составленный, конечно, позже основ­ного текста и вносящий в него значительные дополнения. Единственная дата, называемая Сулайманом,— 1511 год, и вторая — 1553 год, под которой турецкий автор Челеби упоминает о нем как об у лее покинувшем мир живых, прибли­зительно очерчивают грани жизни судоводителя из Махры: первая половина шестнадцатого столетия, т. е. время, когда в Индийском океане и Средиземном море начинают утверж­дать свое господство флоты Лиссабона и Стамбула.

Сулайман ибн Ахмад ал-Махри — последний арабский «лев морей» и теоретик навигации, заключительное звено в цепи авторов, прошедших перед нами. Он живой свидетель упадка океанского арабского мореплавания в течение роковых десятилетий начала европейской колонизации на Востоке, и в то же время его деятельность хронологически совпадает с периодом, когда под натиском новых сил Европы и Азии

49

рушатся последние бастионы западного и восточного халифа­тов и оба государственных образования окончательно сходят с исторической сцены. В творчестве Сулаймана, если иметь в виду дошедшие до нас материалы, эти события не отрази­лись, однако на его фигуре лежит особый колорит, сообщае­мый тем значением, которое она объективно имеет: как и труды Ахмада ибн Мадж и да, произведения южноарабского судоводителя подводят итог тому, что знали арабы о море, и как таковые представляют научно достоверный документ для обобщающей оценки.

Нам осталось теперь вкратце остановиться на некоторых наиболее показательных памятниках арабского влияния в об­ласти талассографии и морской практики за пределами халифата, ибо эти образцы наряду с оригинальными сочине­ниями, о которых выше шла речь, каждый по-своему служат источниками для нашей темы.

Вскоре после Сулаймана, в 1554 году, адмирал султан­ской флотилии Сиди Али Челеби составил в Ахмедабаде (провинция Гуджарат в Индии) на турецком языке книгу «Всеобъемлющая по науке о небесах и земных морях». Перечень глав этого свода весьма интересен для нас в том отношении, что в целом он воспроизводит арабскую схему сочинений подобного рода. Так, специальное внимание уделе­но звездам и определению их положения, далее говорится о хронологической системе счисления, маршрутах в Индий­ском океане, астрометрических наблюдениях и установлении по ним координат различных гаваней, расстояниях между последними, ветрах иррегулярных и периодических, морских стихиях, опасных для судоходства. То, что в текст вошло несколько свежих тем, внушенных продвижением Европы на новые рубежи своей истории — к ним относятся рассуждения о компасе, описание морских путей в Америку, заметка о построении карт,— не меняет сути дела: внешние новшества, дань времени, занимающие в книге скромное место, подчерки­вают стойкость традиционной схемы. Обеспечена эта стой­кость тем, что наряду с европейскими сообщениями турецкий адмирал тщательно использовал десять арабских сочинений по мореходству, принадлежащих самым выдающимся пред­ставителям классической талассографии в халифате: речь идет о лоциях Мухаммада ибн Шазана, Сахла ибн Абана и Лайса ибн Кахлана (до нас они уже не дошли) и об основных трудах Ахмада ибн Мадж и да и Сулаймана ал-Ма-хри. Весьма показателен отзыв Челеби, живыми красками рисующий образ арабского проводника экспедиции Васко да Гамы: «Искатель правды среди мореплавателей, наиболее заслуживающий доверия из лоцманов и моряков западной

50

Индии в XV и XVI веках». Полные благородства, эти слова одного мастера судовождения о другом говорят, конечно, о многом. Высокого мнения стамбульский морепроходец и о текстах махрийского судоводителя. На это указывает, во-пер­вых, то, что вслед за Су лайм а ном он в своей энциклопедии посвящает особый раздел опасностям плавания, а во-вторых, сходство, подчас доходящее до прямого совпадения фраз, ряда описаний в сочинениях обоих авторов; заимствование, в частности, налицо в такой важной области, как положение гаваней относительно звезд: следуя данным ал-Махри, Челеби приводит перечень всех известных причалов под последова­тельно убывающей высотой Полярной звезды — перечисление идет с востока на запад,— затем во главу схемы ставятся Малая и Большая Медведица. Как бы невзначай техническое лоцманское описание предваряется сообщением о том, какими из ценных продуктов богата данная местность. Фактически здесь центр текста, ибо читатель сразу же узнавал, чего ради стоит подвергать себя опасностям океанского путешествия (а, может быть, и не стоит?). Любознательность, как бы она иногда ни была распространена, отступала перед материаль­ной выгодой.

Абу л-Фазл Аллами (14 января 1551 — 12 августа 1602) из царственной Агры, военачальник, царедворец, друг импера­тора Акбара, оставил нам в своем сочинении 1595 года — «Акбаровой книге» — перечень разрядов корабельной службы в Индийском океане. В контексте указываются размеры опла­ты труда каждого из членов экипажа, зависевшие от порта прибытия и продолжительности морского пути; численные показатели — от 400 рупий, причитающихся судовладельцу, до 12, получаемых пушкарем,— этот сравнительно непримет­ный технический штрих текста, бесстрастной скороговор­кой сообщаемый факт, в действительности представ­ляют яркую деталь рассказа: вот как в конкретных формах выражалось вопиющее социальное неравенство, вот элемент сердцевины антагонистического общества. Для нашей темы перечень Абу л-Фазла имеет и специаль­ный интерес: из двенадцати называемых разрядов один­надцать обозначены терминами персо-индийского проис­хождения, однако самая главная должность именуется арабским словом «му'аллим» — наставник. Это капитан судна, правящий его путем в открытом море, мозг экипажа, лицо, от знаний и практического опыта которого зависит судьба рейса, сохранность жизней и товаров; это центр, куда сходятся все нити, откуда исходит каждое действие на борту. Филология, которую подчас отстраняют от участия в истори­ческих построениях, красноречиво указывает здесь, как и в

51

ряде других областей, на роль, которую сыграло арабское мореплавание в навигационной деятельности разных народов Индийского океана.

Если продолжить речь о филологии, то выяснится, что влияние арабской морской культуры распространилось и на Европу, захватив прежде всего такие отрасли, как судовожде­ние и астрономия. В первой сфере показателем служит значительная часть мореходной терминологии («адмирал», «бизань», «галера», «кабель», «муссон», «фелюга» и др.), во второй — более двухсот наименований для звезд: в обоих случаях исследования установили арабское происхождение всего этого материала. Таким образом, терминология (рядом с данными европейской картографии и даже художественной литературы) пополняет состав источников, позволяющих науке восстанавливать давно распавшуюся под крутыми ветра­ми новых эпох историческую ткань.

Битва в Средиземном море между арабским и турецким кораблями (1571 г.)

АРАБСКИЕ КОРАБЛИ ПОВЕЛЕВАЮТ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕМ

...Как чайка, летит бригантина, Чье имя «Отвага» гремит От вечно живого Марселя До мертвой страны пирамид.

Как в зеркало, смотрится в море, О чем-то мечтая, луна. Дитя серебра и лазури, Плывет под луною волна.

Хосс де Эспронседа, Х1Хв. (Перевод с испанского наш.— Т. Ш.)

6 июня 1853 года Энгельс писал Марксу:

«Плодородие земли достигалось искусственным способом, и оно немедленно исчезало, когда оросительная система при­ходила в упадок; этим объясняется тот непонятный иначе факт, что целые области, прежде прекрасно возделанные, теперь заброшены и пустынны (Пальмира, Петра, развалины в Йемене и ряд местностей в Египте, Персии и Индостане). Этим объясняется и тот факт, что достаточно бывало одной опустошительной войны, чтобы обезлюдить страну и уничто­жить ее цивилизацию на сотни лет» {Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 28, с. 221).