По следам Синдбада Морехода. Океанская Аравия

Шумовский Теодор Адамович

...И вот старый наставник, все еще странствующий в дальнее заморье, неприметно волнуясь, как в давний первый раз, всходит на парусник, подготовленный к отплы­тию. Перед ним склонились головы; он пристально всматри­вается в каждое опущенное лицо — каков, человек, ты будешь в деле? — потом, чуть отступив, медленно произносит стихи первой суры Корана — так заведено веками. Притихшие, думающие каждый о своем завтрашнем дне, моряки повто­ряют слова мольбы:

Богу хвала. Который

миров Господин, Кто милостив и милосерд

над нами Один, Кто Судного, Грозного, Черного

дня Властелин! Тебе поклоняемся. Помощь

сошли нам с Твоих вершин.

133

Веди нас прямой дорогой

среди коварных теснин,

Блаженным путем, не грешным

блуждающих средь кручин.

(Перевод наш.— Т. Ш.)

«Веди нас прямой дорогой среди коварных теснин...» В устах морепроходцев эти слова

приобретали буквальный смысл.

...К надежной тверди покидаемой земли устремлены последние взгляды. Велением наставника выбран якорь, подняты паруса; скользя между прибрежными скалами, судно выходит в открытое море. Начался будничный труд; каждый занят своим делом и чувствует на себе острое око судоводителя; этот глава команды, принявший на себя ответственность за всех и всё, наделен верховными правами, его приказы исполняются без обсуждения и немедленно.

Он отошел от пристани точно тогда, когда начал дуть попутный ветер. Однако за направлением и силой ветра надо следить, как и за глубиной: буря или безветрие губи­тельны. Намять говорит, что невдалеке по ходу мель, за ней подводный хребет, лоция и морская карта, лежащие перед наставником, подтверждают: берегись. Беспрерывно работает лот, показывая расстояние до дна.

...Наступает южная ночь; на черном небе затрепетали крупные звезды. Где-то в Багдаде или Севилье поэт разне-женно сравнивает их в этот миг с глазами возлюбленной, а здесь, на затерянной среди нескончаемых вод упрямой «деревяшке», как некогда выразился забытый халиф Умар, старый водитель до красноты под усталыми веками вгляды­вается в сверкающую высь. «Папа для католиков значит меньше, чем Полярная звезда для моряков»,— говаривали в старину. Светило, о котором идет речь (альфа Малой Медведицы), приближенно указывавшее точку Северного полюса, вместе со звездами бета и гамма своего созвездия и звездами альфа, бета, гамма и дельта Большой Медведицы было главной опорой в пути: по их положению выяснялось местонахождение судна в море, и по высоте этих семи ярких светил над чертой, где в глазах средневековых моряков воды касались неба, узнавали, далеко ли еще плыть и верен ли ход — в лоции все океанские стоянки были расположены согласно последовательному возрастанию или убытию над ними высоты Малой и Большой Медведиц. Промеры выпол­нялись посредством разных приспособлений, чаще всего трех (малой, средней и большой) дощечек, где откладывались расстояния до звезд; единицей исчисления был «палец», равный 1°36'25". Приблизительно на столько судно переме­

134

щалось в течение суток, поэтому отсюда возникла и мера протяженности: восьмая часть «пальца» или три часа мор­ского пути, служила единицей исчисления расстояний между многочисленными пристанями «Индийского моря». Причуд­ливыми именами звезд, восходящими ко временам доислам­ской Аравии, щедро усыпаны страницы арабских морских справочников. Длительное чтение ночного неба изнуряло наставника, но, увы, было жизненной необходимостью, и никто не мог здесь его заменить.

...Несчетными крупинками осыпается ночь, розово-желтой прохладой дает о себе знать утро, белым пламенем тянутся над морем дневные часы. Наставник следит за ветром, изме­ряет глубины, узнает высоту солнца, наблюдает за движением облаков; шар с пеплом, а также доска, брошенные на по­верхность воды, позволяют ему установить: первый — куда стремится течение, вторая — с какой скоростью идет судно. ...И снова день переходит в ночь, зажигающую над морем светильники звезд, и опять оседает, склоняется мрак перед восходом. Дни, ночи, дни... Но вдруг зоркое око судо­водителя увидело далеко впереди плавающую ветку дерева; пойманная рыба оказалась пресноводной; над судном закру­жились птицы. В этот самый миг с верхушки мачты слетело единственное и долгожданное слово впередсмотрящего: «Земля!» — то самое, которое в нашей памяти обычно связывается только с днем 12 октября 1492 года, когда, после полусказочных викингов, глаза Европы впервые увидели Америку. Однако скольким людям продлило жизнь это радостное восклицание, раздавшись в других частях света до и после Колумба! ...Да, близится земля: лот показывает все меньшие глубины, перед наметанным взглядом правящего судном темно-зеленый цвет воды постепенно сменяется светлым. Теперь — осторожно пройти мимо скрытой мели, обогнуть выступ скалы и, приспустив паруса, медленно по­дойти к стоянке, бросить якорь. Готово. Купцы на палубе засуетились, потащили к сходням свои мешки, воздух наполнился возбужденной речью. Матросы спешат на берег. А тот, кто своими знаниями, твердостью духа и тела привел судно из дальней страны в этот малопонятный город на крайнем востоке, отходит в сторону, садится и, рассеянно глядя перед собой, тихо переживает счастливые минуты человека, хорошо выполнившего трудное дело.

...В этих чужих водах он счастлив, а бывает, что в род­ных жизнь становится немилой. При слове «Баб-эль-Мандеб» старый скиталец хмурится, сердце полнится тоской. Пытаясь объяснить это название, означающее «врата плача», обычно вспоминают об африканцах, захваченных в рабство и увози-

135

мых в Аравию: будто бы в месте, где Аденский залив сходится с Красным морем, они плакали, в последний раз оглядываясь на покидаемую родину. Однако, во-первых, после Баб-эль-Мандебского пролива Африка не исчезает, а тянется далеко к северо-западу; во-вторых, неморяку и с палубы трудно угадать, где он сейчас находится, а ведь несчастные африканцы были заперты в нижних помещениях судна. Кто действительно мог бы переживать, волноваться, подходя к Баб-эль-Мандебу со стороны океана,— это судоводитель. Ибо Красное море встречает его сильным противным ветром, подводными скалами, горячим дыханием аравийской и африканской пустынь, и эти беды не конча­ются после первых часов пути, а длятся до крайних северных точек — Суэца и Акабы.

...Окончено еще одно странствие. Будет ли столь же счастливо следующее? Множество блистательных знатоков моря навеки ушло под сомкнувшиеся над ними волны; но еще большее число их продолжает читать небо и вгляды­ваться в даль, и так будет, пока существуют море и ум человеческий.

Португальские купцы заключают торговые сделки с жителями Индии

СВЯЗЬ КУЛЬТУР

Еще одно, последнее сказанье...

А. Пушкин. «Борис Годунов»

Крупное место арабского мореплавания в жизни халифа­та доказано наукой. Но морская деятельность арабского мира оставила след и в культуре других народов. В морском деле арабы и русские не соприкасались, но некоторые морские слова арабов коснулись и русского языка. Влияние шло через языки Западной Европы, так как европейские народы испыта­ли на себе воздействие аравийской культуры на средиземно­морских пространствах (Испания, Италия) либо в Индийском океане (Португалия, Англия, Голландия). О восточных отра­жениях в соответствующих языках подробно говорилось на страницах нашей книги «Арабы и море». Здесь любопытно сопоставить некоторые арабские и русские слова:

Арабские

Русские

амир аль(-бахр)

«повелитель моря»

дар ас-сина'а

«работный двор» (верфь) бариджа

«несущее крепость» (судно) мизан

«весы» (уравновешивание судна мач­той косого паруса) гураб

«ворон» (вид военного судна) хабль

«веревка» (для причаливания)

отразилось в слове

адмирал

арсенал баржа

бизань галера кабель

137

мавсим

«отмета» (ветер с ожидаемой стороны) -«- муссон

харрака

«сжигающее» (вид военного судна) -«- фелюга

Несколько случаев, где связь русского с арабским пока надежно не установлена, опущены. В западных языках — что естественно — морских заимствований больше: к числу не представленных в русском относятся итальянское carraca (с французским caraque) от арабского «куркура» (вид грузо­вого судна), итальянское usciere, испанское uxer от арабского «ушари» (вид легкого судна), итальянское saettia от арабского «шайти» (вид связного судна), испанское arrбez от арабского «ар-раис» (глава, правитель судна), португальское bandel от арабского «бандар» (порт).

Число словарных отражений значительно расширяется при обращении к открытому ночному небу. Современное исследование (Kunitzsch, 1959) насчитывает в европейских звездных каталогах 210 названий арабского происхождения; конечно, они давно были в работе и у русских астрономов. Некоторые из них широко известны: Альдебаран (араб, «ад-дабаран» — тыльный) — звезда альфа в созвездии Тельца, альтаир (араб. «ат-таир» — летящий [орел]) — звезда альфа в созьездии Орла, Вега (араб, «аль-ваки» — падающий [на добычу Орел]) — звезда альфа в созвездии Лиры, Ри­гель (араб, «риджль аль-джавза» — нога пестрой овцы) — звезда бета в созвездии Ориона и несколько других. В Аравии доисламской, занимавшей лишь Аравийский полуостров, и мусульманской, простершейся от Франции до Индии, слеже­ние за звездами часто применялось во время сухопутных передвижений; однако лишь мореходство, в решающей мере зависевшее от безошибочного чтения небосвода, могло явить­ся движущей силой такого развития, которое вынесло соот­ветствующие знания далеко за круг мусульманского мира.

Все это показывает, что ищущий ум должен, исследуя слово, не останавливаться на полпути, т. е. в данном случае у страниц западноевропейских словарей, а идти к началу дви­жения исследуемого предмета, на Восток. При таком подходе науке не нужно было бы ждать 1912 года, в котором сверши­лось великое открытие Феррана и Годфруа-Демомбиня: ведь подлинные труды по средневековому арабскому судоходству, обнаруженные ими в Парижской национальной библиотеке, лежали там с середины XIX и даже с начала XVIII века.