По следам «таинственных путешествий»
Шрифт:
Ситуация критическая! Побежимов и Годовиков конечно же бросились в крыльевые «пазухи» самолета, пробрались к мотору, начали устранять неисправность. А тем временем Н-209 потерял высоту и вошел в облачность. Началось опасное обледенение. А вслед за ним потянулись и другие беды: нарушилась радиосвязь, труднее стало управлять самолетом. Прибавилось работы и штурману Левченко. Поэтому мнение всех членов штаба было единодушным: Леваневскому нужно снизиться, пробить облачность, осмотреться и, в случае необходимости, выбрать подходящую льдину для посадки.
Такая радиограмма и была послана из штаба. Но Галковский не ответил. Все наземные радиостанции удвоили внимание. Вот-вот с самолета передадут разъяснение, уточнение, Леваневский сообщит о принятом решении.
Савва Александрович Смирнов, радиоинженер. «...В 1937 году я находился в Фербенксе, где организовывал радиосвязь с самолетом Леваневского. Мы несли непрерывную вахту на тамошней мощной радиостанции. В первые восемь часов полета Н-209 нам не удалось его обнаружить. Только когда самолет стал приближаться к полюсу, появились первые неясные радиограммы. А вскоре пришла и последняя. Больше никаких сообщений нам принять не удалось...» [71]
На следующий день в прессе появились сообщения об исчезновении Леваневского. Уманский сделал заявление: «Пока нет оснований для беспокойства за безопасность самолета. Думаю, что самолет, возможно, сделал вынужденную посадку в каком-либо районе между Северным полюсом и Аляской. В 14 часов 44 минуты по гринвичскому времени (спустя три часа после последней радиограммы № 19. — Примеч. авт.) радиостанция корпуса связи армии США в Анкоридже отчетливо слышала самолет на одной из его волн — 33 метра. Было перехвачено только несколько слов с просьбой принять по радио координаты самолета. Опыт полярных полетов команды дает уверенность в том, что она находится в безопасности...»
71
Слова радиоинженера С. Смирнова, механика Ю. Бесфамильного, сотрудника Гидрометцентра СССР М. Мастерских и океанолога Н. Зубова цитируются по статье Д. Алексеева, П. Новокшонова «Где пропал Н-209?» (журнал «Техника — молодежи». 1982. № 10).
14 августа корреспондент ТАСС передал из Парижа: «Газеты высказывают предположение, что самолет совершил вынужденную посадку и что его рация не работает из-за исключительно тяжелых метеоусловий. Специальный корреспондент «Се суар» в Нью-Йорке сообщает, что сегодня утром на рассвете самолеты американского авиационного корпуса вылетели с баз на Аляске на поиски Леваневского и его товарищей. Погода по всей Аляске исключительно плохая. В Фербенксе считают, что из-за бури была повреждена рация самолета. В результате чего никакие береговые станции и все любители-радиослушатели до сих пор не перехватили ни одного сигнала самолета. Власти предполагают, что Леваневский сел на лед, предпочитая экономить горючее, чем бороться с ветром...»
Что же произошло с Н-209 после отказа мотора? «Упал на лед вскоре после аварии» — так считали многие полярные асы. Другие специалисты не были столь категоричны. Самолет мог продержаться в воздухе еще несколько часов, а потом с минимальными повреждениями приземлиться на дрейфующий лед. В пользу этого предположения свидетельствовали и радиограммы, принятые в Якутске и на мысе Шмидта.
Начались поиски. Все планы исходили из того, что совершена вынужденная посадка. Если за время аварии считать, в самом худшем случае, момент потери связи, район поисков определялся достаточно точно: примерно 88° северной широты, вдоль 148-го меридиана.
Ледокол «Красин» и пароход «Микоян» спешно отплыли к мысу Барроу на Аляске. Туда же вылетели на двухмоторных самолетах летчики Василий Задков и Алексей Грацианский. Три четырехмоторных ТБ-3 под командованием начальника полярной авиации М. И. Шевелева отправились на остров Рудольфа для обследования района полюса. «Всего на розыскные работы направилось 15 советских самолетов и 7 иностранных — в американском секторе Арктики», — заявил в интервью для газеты Правда» Отто Юльевич Шмидт.
Но арктическая непогода надолго сковала эти мощные поисковые силы. Лишь 14 сентября, месяц спустя после исчезновения Н-209, звено Шевелева добралось до своей базы. И только 7 октября флагманский самолет, пилотируемый М. В. Водопьяновым, смог отправиться в центральную часть Арктического бассейна. Число полетов можно было перечислить по пальцам. До наступления полярной ночи рейды со стороны Аляски совершили только три самолета: Грацианского, Задкова и американца Уилкинса. И все полеты проходили в очень сложных условиях: при плохой видимости, дожде, туманах и снегопадах [72] .
72
Дополнительные сведения о поисках самолета Н-209 в 1937—1938 годах приведены в книге А. Ф. Лактионова «Северный полюс» (М., 1955) и А. Н. Грацианского «Уроки Севера» (Л., 1979).
Поисками пытались охватить огромный район: всю центральную часть Арктического бассейна и побережье Аляски. Газетчики расспрашивали известных полярных исследователей, и те строили оптимистические гипотезы. Зарубежные журналисты брали интервью у ясновидцев.
Тревожные и противоречивые сведения, будоражившие воображение, поступали тем временем из разных мест Арктики. С судна «Наскопи» видели красные сигнальные ракеты в районе магнитного полюса. Эскимосы острова Бартер у побережья Аляски слышали вечером 13 августа шум моторов пролетавшего самолета...
Наркомат связи СССР обратился ко всем радиолюбителям нашей страны и Северной Америки с просьбой вести непрерывные наблюдения за эфиром. Каждый день на рабочий стол Шмидта ложились десятки сообщений.
В первые дни после исчезновения Н-209 полярные радиостанции Главсевморпути, разбросанные вдоль арктического побережья, неоднократно прослушивали работу неисправной рации в диапазоне волн самолета. Эти сообщения официально регистрировались, и их нельзя было игнорировать. Складывалось впечатление, что экипаж жив, тщетно пытается прорвать «заговор молчания» эфира, выйти на связь с Большой землей, передать свои координаты.
Так, 14 августа — спустя сутки после исчезновения Леваневского — в 12 часов 25 минут радиостанция Главсевморпути захватила конец передачи неизвестной станции на волне 26 метров, по тону похожей на РЛ (позывные Леваневского. — Примеч. авт.). Была принята цифра 83, повторенная трижды, и знак «ждать». В Анкоридже перехватили следующее сообщение: «Не имеем ориентировки, затруднения с передатчиком».
16 августа поступило сообщение из Иркутска: «В 11 часов 23 минуты по 11 часов 30 минут на волне 26,54 метра слышали сигналы неисправно работающего передатчика. Начало работы и окончание — в соответствии с аварийным расписанием. Разобрать что-либо невозможно, но по характеру и продолжительности сигналов похоже на РЛ».
Вечером того же дня пришла телеграмма из Архангельска: «Радиостанция РЛ была слышна при прослушивании на 55 метрах. Принята отрывочная микрофонная передача в 22 часа 30 минут. РЛ вызывала Москву».
Из опыта поисков других полярных экспедиций было известно, что потерпевшим не всегда удавалось наладить радиосвязь сразу же после аварии. Даже при исправном радиопередатчике. Мешали тогда еще загадочные законы прохождения радиоволн в высоких широтах. Когда в 1928 году дирижабль «Италия» экспедиции генерала Умберто Нобиле разбился во льдах неподалеку от берега Шпицбергена, радист Биаджи начал отстукивать сигналы уже через несколько часов после катастрофы. А на Большой земле советский радиолюбитель Николай Шмидт услышал его позывные только через... тринадцать дней!