По следу упие
Шрифт:
«Дело ветвится, — несколько лихорадочно размышлял Андронов. — Только перед отъездом сюда мы с Остапом Павловичем прикидывали, кто был и кто мог быть у Радужного в начале августа. Список получился небольшой: Крутое, Телегин, ботанички… Предположительно, у водопада мог появиться Леонид. Он охотился на Лиственничном. А этот кордон хоть и немного в стороне, но на полпути между Спасом и Радужным. Получается же, что не только Леонид, но и Утробин, вместо того чтоб пойти к таксаторам, мог завернуть к Радужному с бутылочкой из-под эссенции. Но бутылочку действительно могли и стащить…
Он покосился в сторону Дзюбы-младшего. Тот лежал неподалеку от костра и глядел на серое, под стать небу, озеро. Погода так и не разгулялась. Еще с рассветом небо затянули тучи, низкие, тяжелые, с набрякшими днищами, из которых того гляди посыплет нудная невесомая морось.
Словно почувствовав на себе взгляд, Леонид полуобернулся к Андронову и мечтательно протянул:
— Жизнь в городе вольготная!..
— Это как смотреть… — Андронову вспомнились слова учительницы Леонида: «Но любви к знаниям, к труду у него не было. И нет», и добавил: — Вы любили отца?
— Гм… Люби, не люби… Куда денешься — отец.
— Вы когда вернулись в Спас после охоты здесь?
— Десятого.
— Ваш отец, говорят, скопидомом был?…
— Как гроши наживаются, я знаю. Теперь тратить поучусь…
Леонид поднялся и пошел вдоль берега озера. Ветер дул ему в спину и уродливо косматил волосы на его голове.
До слуха Андронова доносилось быстрое и злое хлюпанье маленьких торопливых волн.
Участковый вскочил на ноги так быстро, что Кузьма не успел отстраниться, и оперенье стрелы мазнуло его по щеке. И, пожалуй, именно это прикосновение убедило его, что виденное им не сон. Самсон Иванович выдернул стрелу из предплечья, охнул и присел от боли.
— Достань бинт, Кузьма, — бросил он Свечину. — В котомке, в кармашке.
Кузьма подивился его ровному голосу, умению владеть собой. Пока Свечин непослушными пальцами рылся в рюкзаке, Самсон Иванович положил стрелу на землю и, зажав рану левой рукой, шагнул в кусты, откуда несколько мгновений назад раздался щелчок. Разрывая вощанку, в которую был обернут перевязочный пакет, Кузьма шагнул за участковым и остановился, увидев в кустах нечто похожее на средневековый арбалет.
— Что за черт… — проговорил Самсон Иванович. Он был бледен, посеревшие губы нервно кривились.
— Кто? — спросил Кузьма, помогая снять китель и заворачивая рукав рубахи участкового. — Кто это сделал?
— Значит, точно вышли на след. Подожди… Что за черт…
Самсон Иванович рванулся, было в кусты, но Свечин удержал его.
— Дайте перевязать. Дело паршивое… Стрела. Наконечник наверняка ржавый. Вертолет срочно вызвать нужно.
— Места мы не нашли, где корень выкопан.
— Самсон Иванович…
— А вот ты ушел бы? А, Кузьма?
— Ржавый, старый наконечник. Заражение крови может быть.
— Ты мне не ответил.
— Я молодой. Обошлось бы.
— Э-э, да ты дипломат, — постарался рассмеяться Самсон Иванович. — Нет уж. Будем считать, что у нас сутки в запасе.
Участковый
— На фронте не такие «пчелы» жалили. Обходилось. Ты думаешь, сталь снарядов стерильная? Только вот «визитная карточка» мне не нравится. Вон, Кузьма, подними. Под кустом нож валяется.
Нагнувшись, Кузьма увидел на земле финку в черных кожаных ножнах.
— «Шварцмессер»? — Кузьма быстро глянул на участкового.
— Он, — кивнул тот и, взяв оружие, стал пристально его разглядывать. — «Шварцмессер» Телегина, метеоролога. Только странно… Как эта штука здесь оказалась?
— Получается, Телегин здесь был.
— Получается-то получается… — неопределенно проговорил Самсон Иванович.
Последний раз Протопопов видел «шварцмессер» у Ивана Телегина два месяца назад, когда по пути в стойбище он ночевал в домике метеорологов. Участковый знал, что Телегин очень дорожил ножом — единственной памятью об отце.
И тут он почувствовал головокружение, покачнулся. Кузьма поддержал его.
— Отвык… — сказал Самсон Иванович, словно извиняясь. — Очень уж неожиданно ударило.
— Надо срочно вызвать вертолет.
— Нам нужны сутки… Поговори со мной, Кузьма… Как-то мне не по себе. Давай, Кузьма, чаю попьем.
— Самсон Иванович, вы можете руку потерять. И вообще…
— Вот попьем чаю, найдем место, где выкопан корень… По том подумаем «вообще».
По просьбе участкового Свечин заварил очень крепкий чай. Самсон Иванович, обливаясь потом, выпил четыре кружки. Затем они снова пошли к Лысой сопке, которая виднелась уж совсем неподалеку. Самострел и стрелу взяли с собой. Чтобы не стереть отпечатки пальцев, которые, возможно, на них были, Кузьма обложил оружие огромными, в зонт, сочными листьями белокопытника.
— Самострел, я помню, принадлежал Ангирчи… Нож — метеорологу Телегину…
— Я как чувствовал, Самсон Иванович… Как чувствовал — не обошлось это дело без Ангирчи.
— Подумать надо. Не торопись. Ангирчи ведь здесь после Дзюбы был.
— А если он и в первый раз с Дзюбой приходил? Потом еще… И нигде нет следов человека, — сказал Кузьма.
— Появятся, — уверил участковый. — Они есть.
— Где?
— Ты не заметил — кора с плавуна срезана. Молодое деревце смыло, занесло в распадок во время ливневого паводка. А кора с него сорвана. На подметки пошла.
— Что же вы мне не сказали? — упрекнул участкового Свечин.
— Я тоже не до всего сразу додумываюсь. Только теперь и сообразил.
— Вам в больницу надо…
— Вот найдем место, где корень выкопан, тогда…
Они снова пошли по звериной тропе в сторону Лысой сопки. Она на самом деле оправдывала свое название. По склонам темнела тайга, выше виднелась кайма стланика, а сама вершина была вроде бы совсем белой и даже поблескивала на солнце.
Настал полдень. Под пологом леса было душно. Однако в подлеске все еще держалась обильная роса. Стоило притронуться к стволу, задеть плечом ветки, как сверху сыпался сверкающий дождь, звонко ударявший по жестким августовским листьям.