По слову Блистательного Дома
Шрифт:
— Топорам — ставь гребни.
И под нежную песнь флейты поползли из травы страшные гребенки. Но уже изрубленные, окровавленные.
А ошеломленные харсо, еще не верящие в свое спасение, остались посреди поля далеко от строя пеших. Мало их осталось. Может быть, сотня.
— Ты выдержишь вторую битву? — спросил седоусый.
— Не знаю. — Кавалер был рассержен. Победа была так близка.
А вражий строй стоял, не двигаясь, угрюмой тучей нависая над полем.
— Конных — почти четыре сотни. Пеших — два по сто, — безошибочно определил
— А…
— В телегах от раненых хоть какая-то польза. Сверху бить легче. Да и зеленые там, — неторопливо растолковывал седоусый. — Не бойся. Успеешь. Помоги, любезный друг.
— Ладно. Играй.
Коротенькая мелодия взмыла над полем. И от телег в сторону строя побежали десятков шесть в таких же белых одеждах, как копейщики. Те, что не густо, но попадались в завалах серокольчужных. Строй окреп. Налился силой. А к телегам небыстро отправились в таких же мантиях, но изрубленных, окровавленных. Дошли и растворились.
А разлетевшиеся брызгами верховые быстро сбивались в небольшие стайки, резво исчезая в зарослях высокой травы на левом фланге.
Над вражьим строем взлетела тоскливая, длинная, хриплая нота. Потом еще и еще.
Строй тронулся. На рысях пошли конные, длинным тяжелым бегом двинулась пехота.
За полторы сотни шагов остановились.
Седоусый хмыкнул:
— Хм. Никогда не видел такого строя.
Конные стояли урезанным клином. Во главе его находились четверо, потом пятеро, и так до девяти, а дальше уже клин не расширялся.
— Как оголовье чекана, — заметил кавалер.
Пехота встала двумя длинными прямоугольниками, явно прикрывая конных с флангов.
— Гляди, как стоят. Четверо на нас смотрят, а двадцать пять по сторонам. Умно, — восхитился седоусый. Он видел, как пехота прикрывает конницу при отходе, но никогда не думал, что точно так же пешие могут обеспечивать и атаку. — Никогда не видел таких воинов, — проговорил он, прищурив глаза. — Вроде не фандо. Те тоже рога на шлемы цепляют. Не степные. У тех не шлемы, а черепа бычьи. Только степные пешими не бьются, а фандо — конными.
Но разглядеть в деталях вновь прибывших не удалось. Они атаковали.
Спасение в конном бою — атака. И Мараг швырнул своего коня навстречу этим, в блистающих доспехах. У тех были копья, и он знал, что не один из его спутников мертвым упадет сегодня на траву. Другого выхода не было. Кто-то, погибнув, подарит жизнь другому. А иначе всем предстояло пасть под копьями.
Мараг уже приметил противника. Высокого война, облитого сталью, с прапором на копье, наверное десятника, и уже представил, как соскользнет из седла, пропуская над своим телом жадное копье, и, извернувшись, достанет кистеньком в шлем. Кистенек был хороший, маленький, да ловкий. Не раз ему приходилось шлемы прошибать.
Но когда две маленькие лавы уже были
Почти десяток трупов.
— Мараг, они бегут, — проорал кто-то в ухо, и удивленный сотенный увидел, что воины лорда, прекратив терзать сбитых в толпу конных, бегут, бегут по всему полю.
— Рогоглазые, — проговорил рядом побратим.
Развернув коня, Мараг увидел в развевающемся дыме клунг рогоглазых, нацеленный на строй нижних. И увидел прямо на пути улаганов толпу, деморализованную толпу своих соплеменников. Еще миг, и их смешают с землей зверолютые кони рогоглазых.
И Мараг совершил героический поступок. Пришпорил коня и бросил его туда, где приходили в себя харсо. Вздыбил коня, разрывая ему пасть.
— Эй, вы! Быстрее уходим. Кто верхом — верхом иди, кто пеш — цепляйся за стремя. Уходим.
— Чего орешь? Ушли ведь нижние. Вон добра сколько осталось.
— Туда смотри, плохая голова, — указал плетью. — Сейчас улаганы в твоих грязных мозгах копыта своих коней полоскать будут. Быстрей давайте.
Но быстро не получалось. Кто-то тащил раненого сородича, кто-то по привычке присматривал оружие побогаче. Мараг кинулся на них, хлеща плетью — быстрей. Люто вскричали рога улаганов, и даже самые заботливые и алчные побежали, спасая самое дорогое — жизнь. А Мараг опять показал себя достойным звания вождя. Он подъехал к левому флангу.
— Эй, храбрецы!
— Чего тебе? — донеслось беззлобное.
— Мне нужен младший мой. Он велик ростом и носит такой же глухой доспех, как вы.
— А, это тот, что строй пробил? Да вон он — лежит.
Убитых и раненых уже вытащили из-под ног. Не из человеколюбия. Чтобы не мешали. Отбросили за линию копий.
Мараг пригляделся и увидел Магхара. Он лежал поверх кучки убитых. Шлем свалился, и узнать его было легко. Доспех был избит. Как будто его долбил железный дятел.
Мараг остановил коня. Испытанный друг не чурался вида мертвых. Воин поднял тяжелое тело. Уже почти взвалил его в седло, но залитый кровью панцирь вырвался из рук, и отважный Магхар в очередной раз соприкоснулся с почвой. Потом второй раз.
— Эй, дядя, погоди. — Из строя копейщиков вывернулся широкий парень. — Давай вместе.
Вместе закинули.
— Все, дядя. Едь давай, а то вон эти стопчут, — Указал парень на строй рогоглазых.
— И я тебе когда-нибудь помогу, — поблагодарил Мараг.
— Не надо, напомогался уже, — зло сверкнул глазами парень. — Лучше скажи — эти вот кто?
— Улаганы, — выхаркнул сотник. — Но воины великие. — Помолчал. — Лучше нас. Хорошо бейся.
— Вадим, в строй, — рявкнуло за щитами.