По сложной прямой
Шрифт:
Аккуратно подхватив человекообразный кулёчек сначала под ноги, а затем за спину в районе шеи, я получил удивленный девчачий вопль в уши и более чем пригодную для переноски тушку, неплохо замотанную в плотную махровую ткань. Отлично. Теперь мы решительно выходим с территории Янлинь, захлопывая дверь, а затем, слегка согнувшись, согнутым пальцем трижды нажимаем на личинку замка. Тот щелкает и лязгает, закрывая комнату наглухо. Комок у меня в руках бурчит и пытается распутаться, но у него сил как у 14-летней девочки, то есть никаких.
Несу его к лифту. Ну, это не комок, а целая Вероника Кладышева, почти сорокалетняя ученая и единственный в мире вменяемый спец по «призракам», но для меня это опасный комок нимфоманьячины и ничего больше.
Наконец почтенная дама решает прибегнуть к мощи человеческого интеллекта и завязать общение:
— Ты кто?! — голосок слегка пискляв и возмущен, но доля женственности присутствует.
— Полиция нравов, — отчитываюсь я похищенной, пресекая её попытки освободить руки или лягнуть стену.
— Чтооо? — офигевает клубок.
В лифте хорошо, прохладно, тихо и Вадим.
— Привет, Вадим, — вежливо здороваюсь я, делая неторопливый перехват левой рукой так, чтобы, сместив руку с плеч удерживаемой девочки, обнять её за шею, закрыв ладонью рот.
— П-привет, — ошеломленно кивает парень. И молчит. Хороший парень Вадим. Витя куда-то несет что-то человекообразное и дрыгающееся? Ну, значит надо. Уважаю. Сам такой.
Едем, тишина и спокойствие. Мой сосед по лифту может и удивлен, что я еду не на свой этаж, а на предпоследний, но он молчит. Прекрасный человек Вадим. Был бы женщиной — я бы всерьез подумал бы об отношениях. Выходим. Отпускаю чужой рот.
— Да кто ты такой? — вновь бубнит замотанная девчонка, — Куда ты меня тащишь?
— Домой тащу, — утешаю я завернутую, — Скоро будем уже.
— Отпусти! — вращается девочка. Держу плотно, но бережно, так чтобы и не вырвалась, и не размоталась. Рано мне на такое смотреть. Не то чтобы я был ханжой, достопочтенная публика, отнюдь. Даже отнюздь. Просто… как бы это объяснить? Когда тебе стукает лет сорок, то понимаешь, что стереотипы — это благо. Они всё упрощают в разы! Ну не всё, а дофига всего второстепенного, ненужного, мелочного и мусорного. Они помогают взрастить собственный душевный комфорт, освобождают засранный уставший от этого всего мозг. Поэтому… девочки? Пусть играют в куклы. Как бы они не выглядели, сколько бы им лет на самом деле не было. Вот пофиг. Симулянт недоступен, он находится в зоне комфорта.
— Нет. Мы почти пришли.
— Я же всё равно узнаю, кто ты! — угрожают мне детским голосом, — Я тебя найду!
— Не надо меня искать, — иду я к торцевой двери, — Я — бабоносец «Изотов», живу прямо под тобой. А несу я тебя в твою берлогу, куда ты опаздываешь уже на сутки.
— Ка… Ба…, — заклинивает лежащую у меня в руках «чистую», — Симуляяяяянт?!
— Он самый, — с этими словами стучу ногой в дверь, так как руки заняты «подарком». Вроде бы она должна с кем-то жить. С призраком, что ли?
— Да-да?! — дверь распахивается и… я едва не роняю свой махровый кулек.
— Здрааааасти…, — как-то само собой вырывается у меня.
Слышен негромкий стук павшего тела. Кулек в руках возится и волнуется. Я тихо и очень прилично ругаюсь матом, стоя над бессознательным телом злостной преступницы, злоумышленницы, затравленной девочки с коварным взглядом волчицы… то есть Сидоровой Юлии Матвеевны, совсем недавно сжегшей целую общагу лишь потому, что её заклевали соседки. На моих глазах, причем, сжегшей.
Ах да, у неё еще удивительно жидкие сиськи и низкий порог мочеиспускания.
— Так, — принимаю я решение, аккуратно отпуская кулёк с ученой в комнату так, чтобы та не наступила на тело, а затем резко отшагиваю к двери, — Дальше вы сами!
И закрываю дверь до того, как увижу что-то неприличное!
В неё, конечно, тут же начинают колотить и угрожать детским голосом, но я в ответ уже серьезно говорю, что всё потом, ибо иду спать. А кто меня разбудит — тот будет горько плакать. Дикси!
— Юля, — говорю я, вваливаясь к себе домой и сдирая с лица маску, — Витя сильно устал. Витя будет спать. Пожалуйста, бей током любого, кто попробует его разбудить…
Иду, шатаясь, размышляю, хватит ли мне сил раздеться. Нет, не хватит. Придётся превратиться в туман на секунду. В спину доносится задумчиво девичье: «А что мне за это будет?»
…
Стою в ступоре, позабыв про покой и сон. Что. Можно. Предложить. Призраку? Шестеренки наглухо скрипят об погнутый шаблон. Наконец, идея зажигается в голове вялой жопкой доживающего последние минуты жизни светлячка.
— Больше… не буду на тебя дрочить, — обреченно выдыхаю я в сторону призрака.
Та, задумавшись на секунду, величаво кивает. А когда я отворачиваюсь, чтобы наконец донести и бросить свои бренные мощи на кровать, в спину доносится:
— Ну… немножко можно…
…я этого не слышал!
На самом деле просьба моему личному привидению оказалось весьма актуальна, потому что за те 18 часов пока я дрых, в двери продолбилось чуть ли не всё население «Жасминной тени» из тех, с кем я общался ранее. Некоторые даже испытали на себе легкий удар током, чтобы потом, нудно вопя обиженным голосом Расстогина, скрыться вдали. Правда, у кое-кого получилось преодолеть защиту забавляющегося призрака, поэтому, когда я продрал глаза и выполз в большую комнату, то сперва подумал, что еще сплю и мне снится нечто упоротое — за столом сидела Янлинь, азартно рассказывающая внимательно слушающей её Палатенцу глубокие перипетии лесбийской любви. На звучный удар моей ладонью в моё же лицо она лишь досадливо обернулась. На секунду.
А потом моську скорчила. Мол, чего ты тут стоишь? Иди куда шёл. И Юлька тоже нечто такое, очень приблизительное, но на своем лице спародировала. Горестно вздохнув, я и пошёл в ванную. Не общага отморозков, а настоящее бабье царство, чего уж тут. Есть, конечно, еще несколько пацанов тут, но они тихие как мыши.
Умывшись холодной водой и почувствовав себя человеком, я вышел обратно в люди с целью плотно подкрепиться. Женщины и дети, скопившиеся в квартире, бросили разговаривать, вместо этого начав меня провожать туда-сюда взглядами, что, признаться, слегка нервировало. Но зов плоти был сильнее, поэтому я продолжал свою конструктивную деятельность с бутербродами, попутно прислушиваясь к вскипающему чайнику.