По сложной прямой
Шрифт:
А на экране уже шла видеозапись, демонстрирующая сегодняшнее число. Утро. Утренник это и был, демонстрируя полный зал детворы лет, эдак, до 16-ти, с обожанием и вниманием рассматривающих висящее на сцене Палатенцо, которая пела им довольно милую и бодрую песенку. Причем, очень хорошо пела, с задоринкой, улыбалась даже немного. В общем, детишкам нравилось до опупения. Продлилась идиллия недолго, всего пару минут, видимо, запись была специально порезана. Концерт-распевка, кстати, вполне такой домашний, видимо проводимый сугубо на пердячей тяге, которую еще именуют энтузиазмом, закончился.
Овации детскими
— Юлия Игоревна! — пищит толстая и экзальтированная девочка на весь зал, — А у вас есть любимый?!!!
И все как на зло, сука, затыкаются, позволяя Палатенцу внятно и чуть ли не торжественно ляпнуть:
— Есть. Даже лучше. Жених. Его зовут…
Шум крови в ушах мешает мне понять, что она там вякнула, но пальцы сами шевелят трекбол, чтобы запустить повтор.
— …иктор Изотов! Мы живём вместе уже...
И снова шум крови в ушах. Сильный такой. А еще горло сдавливает, сердце стучит как хрен знает что, да и перед глазами всё красное!
— Останавите…, — хриплю я сдавленным голосом, — Вите надо выйти…
Я эту **аную проекцию сейчас на Луну отправлю! Отнесу её, сука, на крыльях у любви! Под землю зарою и вход завалю, чтобы посидела, подумала над своим поведением пару-тройку тысячелетий!!! Коза недраная!!
— Да мать твою! — выругалась Окалина, утаскивая одной рукой у меня ноут, а второй пытаясь удержать страстно желающего выйти из машины подростка, — Симулянт! Сиди смирно!
— Пусти-те! — хрипел я, — Сейчас эту промокашку в Джо-мо-лунг-му! Засуну!
— Да всё уже! — рыкнула эта бой баба, одним рывком затягивая меня к себе… на колени. Молниеносно сунув руку мне под свитер, майор щелкнула клавишей КАПНИМ-а, активируя ограничивающие функции экзоскелета, а затем, отвесив мне подзатыльник, рявкнула прямо в ухо так, что шофер нас чуть не увез в автобусную остановку, — Поздно уже метаться!!
— В смысле поздно?!! — вертясь как укушенный, я периодически тыкал локтем грудь начальницы, за что она продолжала меня трясти как грушу.
— В зале оказался репортёр Первого Канала! С камерой! — ошеломила меня до потери сопротивления женщина, а затем, встряхнув еще пару раз, бросила на сиденье рядом с собой, — Всё! Два часа назад об этом в новостях… пусть даже и подано было так… легкомысленно, но узнал весь Союз!
Тут-то у меня всё и оборвалось внутри. Юлька, мать её, рядом сидящую и гневно сопящую… Юлька один из молодежных символов страны. По популярности её можно сравнить с Алисой Селезневой из моей прошлой жизни. То есть, она охренительно популярна и любима миллионами, от чего двойные стандарты в отношении этой неуязвимой дурищи работают прекрасно. Призраки НЕ врут — это знают даже дети. Но то, что они не делают еще кучи вещей, а именно не жрут, не срут, не чувствуют, не любят, не ненавидят, не пьют, не имеют нужных технологических отверстий или выступов и прочее-прочее-прочее? Неееет, об этом, разумеется, никто не помнит!
Я в жопе!
— Мы в жопе! — злобно уточнила майор, — Ты, видимо, не въехал, Изотов! Проект «Воскрешение» засекречен, как и всё остальное, что с тобой связано. А эта… она, считай, загадала всему миру загадку — зачем русские заставили «призрака» это устроить? А заставляли ли? А что там произошло?! Будь уверен — телефоны в каждом посольстве, расположенном в Стакомске, сейчас разрываются! Если моя подноготная полезет наружу, то… Так что мне бы твои проблемы!
— Да я…
— Сел! Заткнулся! Замолчал! Работаем!
Подавив вспышку ярости, я остервенело вгрызся в сигарету, стараясь взять контроль над своим глупым юным телом. Так, охолони, Витенька. Что случилось? Нечто, чем ты сильно недоволен. Чем? Наша полупрозрачная девочка сделала свой первый женский поступок. И что? Ты испугался, что тебя под венец поведут? Как будто бы тебя раньше там не было! Браком больше, браком меньше, вот вообще этот вопрос тебя не канифолит. Что дальше? Известность? Нежелательная? Излишек внимания? Безусловно. Но он бьет в первую очередь по твоей начальнице-покровительнице, а значит, косвенно, может влупить по тебе куда серьезнее, чем пока кажется.
Яростно растерев морду лица ладонями, я, не отнимая их от лица, глухо сказал Окалине:
— Я… подумал. Сижу, не жужжу, ничего не делаю. Скажете прыгать — буду прыгать. Скажете в ЗАГС — пойду туда. Буду улыбаться, делать ручкой, целовать эту дурищу в щечку.
— Удивил, Изо…, — вновь сделала круглые глаза блондинка.
— Пока эта ситуация не разрешится, товарищ майор! — тут же лязгнул я, — Интересы самой Юли, её чувства и прочую хренотацию я учитывать не собираюсь! Как вы мне только что сказали — это наша проблема, помогать я буду вам и себе. Точка.
Это, конечно, ей не понравилось, но кивнула, признавая за мной право на подобный жест в сторону любимой кровиночки. Не то чтобы я даже злопыхал, чувства матери логике не поддаются, а уж если ребенок с её точки зрения страдает от эмоциональной инвалидности, так вообще тушите свет, сливайте воду, нужно помочь. Как и всегда у этих мамаш. Ну ведь простой выход из ситуации: нарожай побольше, не будешь так трястись над единственным… но мы неосапы. Мы так не можем.
Вскоре, мы были на месте. Выйдя из машины на заснеженном пятачке между девятиэтажек, я с удивлением поводил жалом: кроме меня, Окалины и выползшего из-за руля громилы по имени Сергей, рядом никого не было. Нелла Аркадьевна, накидывая плащ, кивнула своему водиле, который тут же полез в багажник, добыв оттуда связку наручников.
— Эээ…, — покрутил я головой по одинокой заснеженной пустоши, из которой торчали голые ветви кустов, турники, да пара скамеек.
— Что, Изотов? — почти усталым тоном вопросила воздух Окалина.
— А где все? — спросил я, имея в виду полное отсутствие здоровых злых мужиков при оружии и в бронежилетах.
— Вы с Сергеем за них, — хмыкнула Нелла Аркадьевна, закуривая, — Он наводит шухер, ты их роняешь на выходе. Я наслаждаюсь зрелищем, оцениваю и делаю выводы.