По сложной прямой
Шрифт:
Дойти до магазина была не судьба. Одетый, я вышел в студеную зимнюю пору, чтобы тут же споткнуться о непривычный вид группы молодых людей и детей, окруженных суровыми милиционерами с автоматами. Было этих детей десятка два-три, зябнущих у паркового пруда, испуганных и ежащихся. Наши доблестные стражи порядка вели себя как-то странно — то ли как конвоиры, то ли как окружившие добычу волки.
Заинтригованный, я тут же забыл о своих планах, достал сигарету и принялся наблюдать, встав у крыльца.
— Шипоголовый, — донеслось сзади ворчливо-благодушное, — Хорошо.
— Да разве я — это хорошо? — философски спросил я, не оборачиваясь. Интересно, что у нас на Коморской забыла такая группа людей? И кто их сюда пустил?
— У тебя в деле написано, что ты знаешь английский, — внезапно произнесла вставшая около меня китайская старушка, — И немецкий выучил тоже.
— Еще немного японский, но… слабо, — словоохотливо признался я, — Его сложно по учебникам учить, разговорная практика нужна.
— Японцев там нет, — ткнула длинным сухим пальцем китаянка в толпу, окруженную милицией.
Что-то этот поворот мне не нравится!
— Так, я молоко на плите оставил…, — засобирался я отсюда нафиг домой, но встал, увидев, как из дверей выходит с чрезвычайно недовольным видом на своей детской моське Вероника Кладышева, причем одетая! У нее всё было спрятано! Прямо в штанах и свитере выволоклась! А за её спиной, видимо, за место отсутствующего плаща с кроваво-красным подбоем, летела Палатенцо, имея на лице живость и любопытство.
— Шипоголовый, — устало вздохнула старая китаянка, — Я не люблю пускать сюда… лишних. Это беженцы. Иностранцы. Их много. Мы можем взять их на себя, а можем поселить тут еще людей. Переводчиков, охранников, сторожей…
— Бардак получится, — тут же сделал вывод я. В группе, охраняемой милицией, было человек тридцать. Нет, не человек. Неосапов. Это же Коморская.
— Уже получился! — злобно фыркнула компактная нимфоманка, рассматривая толпу детей как своих персональных неприятелей, — Чтобы меня от важнейшего проекта отвлекали вот этим?!
— Давайте для начала сунем их в тепло, а потом будем жаловаться друг другу на жизненные несправедливости, — буркнул я, — Если это французы с англичанами, то они же мерзнут!
— Окалина, лети за мной и улыбайся мягко и сочувственно! — неожиданно проявила активность наша психологическая мелюзга, — Баба Цао, смотрите, там Ползунова выходит! Поругайте её за что-нибудь, пока тут кто-то от страха не обоссался! Изотов, снимай маску нахер!
— Я без неё еще страшнее, — хрюкнул я протестующе, но подчиняясь командному тону взрослого психолога.
— А меня это не *бет, — скрежетнула вставшая на деловые рельсы женщина в теле подростка, — Иди за мной. Пусть они тебя все запечатлеют… на всякий случай. Я отвечаю за всю общагу наравне с Цао. Идём!
Плюсы «чистой»? Она знает все языки. Ну или не все, но все популярные уж точно. К тому же безобидный внешний вид, оттеняемый как моей мрачной брюнетистой рожей с тенями вокруг глаз, так и сияющей лампочкой Ильича Юлькой, которая тут же начала улыбаться как при параде, от чего отмякли не только явно узнавшие её детишки, но даже товарищи милиционеры.
Они-то, пока Вероника разбиралась с толпой иностранных неосапиантов, и поведали мне, что тут творится. История случилась месяц назад, и была она страшна и банальна.
Популярная андеграундная группа, проводящая рейв-вечеринки во Франции. В её составе техник-неосапиант первого поколения, молодой парень, умеющий временно трансформировать воздушные массы в разноцветный тяжелый газ. Заброшенное здание завода, вечер в самом разгаре, а этот молодой неосапиант, отработав обязательную программу, уходит из основного зала, чтобы пережить разрыв отношений со своей девушкой. Переживает он его вместе с бутылкой крепкого алкоголя, попутно… правильно. Производя свой газ. Он не видит, что творится в зале, полном угашенной беснующейся молодежи, где уровень его газового творчества поднимается всё выше и выше. А его газ, пусть и безвредный сам по себе, всё-таки не являлся воздушной смесью, пригодной для дыхания… В итоге все, когда играющая и поющая с площадки группа поняла, что происходит — было уже банально поздно. Сто восемнадцать человек умерли от удушья.
Случай бы оказался замят или существенно смягчен, если бы на этой смертельной вечеринки не оказалось единственной внучки крупного маститого журналиста на пенсии, Герхарта Огренбруерра. За несколько суток оббив немало порогов в поисках справедливости, безутешный дед обрушил на Европу информационную бомбу в виде статьи, в которой он со всем своим немалым талантом и горечью подчеркнул, насколько безобидной была способность пьяного парня и последствия, к которым привело её злоупотребление.
Следует заметить, что под «справедливостью» Герхарт Огренбруерр подразумевал смертную казнь для неосапа, но не простую, а публичную, под видеозапись, которую необходимо распространить на телевещании по всем странам Европы. Если быть совсем конкретным, то он яростно настаивал на медленном сожжении. Его, разумеется, послали, поэтому он сделал так, что костры, всё-таки, запылали. Его статья на 70 процентов состояла из примеров, показывающих, что безопасных способностей почти не существует.
Паника. Протесты. Облавы. Погромы.
…использующие свои способности для самозащиты неосапианты.
...прибывшая в Париж оперативная группа рыцарей Букингемского дворца для эвакуации бегущих неогенов.
…64-ре затоптанных толпой человека только после использования одним из англичан легкого запугивающего воздействия.
Хаос. Насилие. Истерия.